— Ну… это же все ради вас, — сэр Джордас покачнулся, но равновесие удержал, ухватив меня за плечо. — Ради Ак-кадемии, ад-дептов, истины… Ради вас, Джейма.

— А я-то тут причем? — возмутилась я. Нет уж, никакой целитель мне не нужен, сама справлюсь. Вот ведь, навязались на мою голову полоумные, один за другим! — Ну-ка, стойте смирно.

Как сильно чувствовалась разница между тем, что и как я делала тогда, в самом начале своего обучения, — и сейчас. Как будто прошло не полтора года, а гораздо, гораздо больше. Полжизни, например.

— Я не могу позволить, чтобы они и вас выпили, — он использовал то же слово, что и я в недавних своих невесёлых размышления, "выпить". Я вздрогнула.

— Давайте, я вас провожу? Пойдёте к себе, отдохнёте в своём «убежище», а после поговорим, на трезвую голову. То есть, я хотела сказать, на свежую… Вы же потом наверняка пожалеете, что наговорили мне лишнего.

Его настрой, точнее, его спутанное нездоровое состояние передавалось мне — по незримым магическим нитям, которые я сшивала, лечила, сводила воедино. Наконец, мы сделали несколько шагов вместе — профессор всё так же тяжело опирался на меня, а я неосознанно провела рукой по лицу — мне казалось, что и у меня под носом, на губах кровь, даже запах солёной ржавчины почувствовала…

Сэр Джордас внезапно остановился и ухватил меня за плечи, так сильно, несмотря на своё недавнее состояние, так властно, что я вдруг почувствовала себя маленькой, беспомощной и слабой, и от этого словно подкосились колени, а голова закружилась ещё сильнее, предательски и… сладко. Одна его рука скользнула по моей шее, легла на затылок, удерживая голову, поглаживая кожу сквозь волосы.

— Вы так похожи на нее. Так невероятно похожи… — пробормотал сэр Джордас, глядя на меня почти черными пьяными глазами. — Но она была… она была необыкновенной. Она и ее дар, спрятанный так глубоко… такой живительный и разрушительный, такой… Ваш огонь до сих пор признает меня, вы же чувствуете это, верно? С самой первой секунды. Вы, Джейма… девочка моя, моя прекрасная, нежная, строптивая девочка…

Я ничего не успела сделать, не успела ни отстраниться, ни закричать, ни ударить — моя магия не хотела делать ему больно. Профессор Элфант сдавил мою шею, притянул к себе, провёл шершавой колючей щекой по моей щеке и поцеловал меня, совершенно иначе, чем я привыкла — почти грубо, почти болезненно, но настолько жадно, и сильно, что…

Демоны, я ему ответила.

Я вернулась к себе в комнату и увидела Мэй, уже проснувшуюся и безмятежно читавшую какую-то книгу, прямо в постели. Мэй подняла на меня глаза, спокойные, как водная гладь в безветренную погоду, и нахмурилась. Отложила книгу.

— Джейма? А тебя Габриэль искал… Что с тобой? Может, целителя позвать?

— Ничего! — меня действительно трясло, как от озноба, руки порывались прикрыть рот, до сих пор горящие, будто распухшие губы. Вымыться бы… Но идти в ванну не было сил, да и потом, абсурдным образом не хотелось касаться его стихии — после всего. Стянула с себя одежду, кое-как забралась под одеяло — и сжала зубами подушку так, что перья заскрипели. Кое-как отдышалась и приподняла одеяльную завесу:

— Не пускай ко мне никого.

— Никого? — переспросила Мэй. — Даже…

— Да! — выкрикнула я и снова ткнулась в подушку лицом, желая это самое лицо разбить вдребезги. — Никого, вообще никого. Скажи… что я устала и уже сплю.

Вообще-то Мэй была ни в чём не виновата, не обязана терпеть моё хамство, и я сделала над собой последнее усилие:

— Пожалуйста.

Кровать подруги тихонько скрипнула, а потом так же тихо заскрипела моя. Мэй присела рядом, не касаясь меня. Ненавязчиво, как и всё, что она делала.

— Хочешь, я сделаю так, что ты заснёшь до утра? Просто заснёшь, сразу, без снов. Я умею.

Уснуть и ни о чём не думать…

Не вспоминать произошедшее в лесу.

Не терзаться виной и отвращением к себе.

— Хочу, — сказала я, и мягкая, удивительно тяжёлая и горячая ладонь Мэй опустилась мне на лоб, прогоняя кошмары. Не навсегда. Только на одну ночь. Но и это было бесценным, не заслуженным мной подарком.

***

Вот так вот живешь. Переживаешь о чем-то. Тревожишься. Злишься. Думаешь, как тебе не везёт, как всё сложно. А потом происходит нечто, полностью переворачивающее твои представления о реальности — и ты понимаешь, как хорошо, спокойно и понятно всё было ещё вчера.

Было, но уже никогда не будет.

Вечность спустя после того, как сэр Джордас поцеловал меня там, в лесу, я всё же вырвалась от него и убежала, а пламя вилось вокруг меня, предательское жаркое счастливое пламя. Но даже если бы его и не было, я горела бы как факел — красные щеки, красные искусанные губы. Хотелось забиться куда-нибудь в нору, как раненый зверёк, а лучше — сдохнуть. Но вся наша магия, способная накладывать жуткие проклятия, пожирающие плоть у целого ряда поколений, способная властвовать над стихиями, поднимать мёртвых и даже, возможно, возвращать ушедших за край, не могла исправить один маленький краткосрочный эпизод.

Мне было стыдно. И страшно. И…

Сэр Джордас, возможно, был не в себе. Но я-то, я — у меня никаких оправданий не было. И быть не могло. В тот самый момент мне понравилось его целовать. Даже не так — понравилось, как он держал меня — сильно, уверенно, жестко, без возможности вырваться, так, будто от меня уже ничего не зависело. И сейчас мне было отчаянно, до глубины души мерзко.

Уйти из Академии я не могу. Точнее, конечно, могу, однако меня отчислят. И что дальше?

Пожаловаться сэру Лаэну? Ну да, к адептке пристаёт преподаватель. Это будет неправдой. Частичной, но неправдой. Адептка могла бы сопротивляться.

Адептка не сопротивлялась.

Идти на занятия, как будто всё нормально? Увидеть того же Ларса или, небо упаси…

Я беззвучно застонала и, для разнообразия, укусила собственное запястье. Как мне не хватало сейчас Джеймса, пусть он и повёл себя в нашу последнюю встречу как полный придурок! Лучше бы он оставался голосом внутри меня, но сейчас у братца своя собственная жизнь, темноволосая Ким, учёба… Искать его, показываться на люди… Нет. Не смогу.

Что бы он сказал? Ну, после того, как обозвал бы меня всеми своими милыми детскими ругательствами, дурой и балбеской?

О, Джей, я, конечно, испытываю братскую солидарность к разноглазику, но все же в сравнении с преподом он проигрывает по всем статьям… Да ты и сама это знаешь, верно? Иначе бы ты…

Я опять застонала. И это была неправда. Демонова мамаша! Может, по наследству от нее мне передалась ещё и развратность?

Если бы не она, сэр Джордас на меня бы и не взглянул — неприятная мысль. И как же мерзко, что мне она неприятна!

Я целовалась с человеком, у которого училась еще моя мать! Какая… пошлость.