Вот и сейчас я опустилась на одну из скамеек, отделанных бордовым бархатом, а мимо меня прошествовала маленькая процессия: женщина, укутанная с головой в плащ, так, что её лица совершенно не было видно, а за ней — две служанки в одинаково скромных серых платьях в пол, с аккуратными стоячими воротничками, украшенными золотой вышивкой. Это было в порядке вещей, но мне вдруг показалось, будто незнакомка обратила на меня внимание, её голова чуть качнулась, невидимая рука ощупала лицо, как у слепой — или я это всё надумала? Троица уже удалилась на приличное расстояние, а я зачем-то вскочила и двинулась за ними, как на невидимой привязи. А вдруг это — один из представителей королевской семьи в фазе обострения воздействия проклятия?

Ну и что? Моя задача — ждать указаний, а не лезть, куда не просят, нарываясь на внеочередную аудиенцию невесть с кем. И всё-таки я шла, как завороженная, и чем дальше всматривалась в удаляющуюся фигуру, высокую и стройную, тем более знакомой она мне казалась. Я совершенно точно видела когда-то этого человека, давно, но не слишком, плавная походка, при которой почти не двигаются плечи и при этом…

— Джейма, вы куда? — окрик адьюта заставил меня остановиться, встряхнуться, прийти в себя.

***

Он всё ещё косился на меня с каким-то недоумением.

— Кто эта женщина? — я мотнула головой, адьют посмотрел вперёд. Разумеется, никого там уже не было.

— Вы о ком?

— Женщина… в закрытой одежде, — я вздохнула, понимая бессмысленность своего внезапного помрачения — по открытым для общего доступа коридорам дворца кто только не ходит.

— Не могу понять, о ком вы… Идёмте, Джейма. Разрешение я получил, но ненадолго. Правда, не представляю, что это даст. У вас есть час, и не тратьте силы. Понадобятся.

Кто бы сомневался. Но в данный момент я радовалась всему — знакомству с какими-то новыми людьми, вложению сил, грядущей усталости. И следуя за адьютом куда-то наверх не особо задумывалась, а что я, собственно, собираюсь делать, увидев королевских наследников. На одной из ступенек я остановилась и непочтительно дёрнула адьюта за рукав. Он обернулся, всем телом демонстрируя недоумение.

— Проклятие распространяется на всех наследников? В равной мере?

— Не в равной. Оно передаётся первенцу мужского пола в полной мере. Что же касается остальных детей Его Величества, то у них проявляется только ряд последствий, в частности, периодические ухудшения самочувствия, ослабленное здоровье. Мало кто доживал до сорока восьми лет.

— А у их наследников? — заинтересовалась я.

— Все сыновья носителя проклятия, кроме первенца, бесплодны, — сухо поведал адьют. — У девочек высока вероятность выкидыша и замершей беременности, но прецеденты удачных родов случались.

— И, тем не менее… — я попыталась облечь чувства в подходящие слова.

— Да, — голос адьюта стал ещё холоднее. — У престола должны быть наследники, и здесь не место дешёвым эмоциям. С каждым поколением возрождалась и надежда.

— Возрождалась — и умирала снова?

Адьют повернулся и продолжил подниматься, а я — следовать за ним. Каково это — знать, что твой ребёнок обречён на страдания и болезни — и быть не в силах ничего предпринять? Впрочем, откуда мне знать. Может быть, если тебе с детства внушают, что ни ты, ни твои дети не принадлежат себе, а являются непреложной собственностью государства, ты начнёшь воспринимать многое иначе, отбрасывая «дешёвые эмоции» — жалость, страх… На мой взгляд, можно было остановиться и на одном ребёнке, зная, что ударит и по последующим. Впрочем, похоже, тут Его Величество решал так же мало, как и я. Второй наследник должен быть, чтобы подстраховывать первого, например. Политика, ничего личного.

Ну что тут могу поделать я?!

Адьют стучится в одну из дверей на верхнем этаже — два раза быстро, три с паузами, и дверь открывается. Склоняясь в поклоне, в сторону отходит полная дама средних лет в уже знакомом сером платье с золотым воротничком. Я захожу в просторную и светлую гостиную, называть её "детской", похоже, не очень уместно. Мальчик и девочка, смирно сидящие рядом на роскошной изумрудного оттенка софе с подлокотниками цвета слоновой кости, не кажутся детьми. Их нетрудно узнать — портреты, хоть и сделанные явно два-три года назад, с точностью воспроизвели лица, аристократическую чёткость черт и неестественную бледность. Мальчик более тонкий и изящный, а у принцессы милое округлое лицо, которое, возможно, вытянется, когда она станет старше. Отец, помнится, жалел о безвозвратной пропаже моих детских пухлых щёк… Вопреки сложившимся откуда-то представлениям об избалованности и капризности будущих всевластных правителей, Астерус и Верея Тарольские смотрели на меня выжидательно и не по-детски серьёзно.

Тёмно-зелёные портьеры приоткрывали огромные, от пола до потолка, окна. Зелёные с золотом ковры с коротким ворсом, креслица на изогнутых ножках, маленькие столики со стопками бумаг и изящными чернильницами… Единственное напоминание о достаточно юном возрасте владельцев апартаментов — дорогая глиняная кукла на одном из кресел, слишком красивая и хрупкая на вид, чтобы ей играть.

Не помню даже, играла ли я в куклы в десять лет. Скорее всего, вряд ли — в силу того, что моими друзьями в основном были мальчишки, наши игры проходили на улице и включали в себя беготню, сражения примитивными деревянными мечами, купание в речке, прятки в лесу… Приступ ностальгии был таким острым, что я зажмурилась на мгновение и только потом вспомнила об этикете, неуклюже поклонилась и поприветствовала венценосных детишек, самим фактом своего рождения обречённых на тяжёлую неизлечимую болезнь, и — как будто одного этого мало — не распоряжавшиеся даже свободным от неё детством.

Может быть, кто-то им и завидовал, но я только жалела, жалела настолько, что в тот момент собственные переживания показались такими нелепыми и пустяковыми. По крайне мере, я-то жива, здорова и относительно свободна. Хоть что-то вольна выбирать.

Интересно, всё-таки, есть ли дар у королевской семьи…

Адьют нервничал, я чувствовала это, даже не глядя на него. Интересно, знает ли этот худенький большеглазый мальчик с ровно подстриженными русыми волосами, чем-то немного напоминавший Габриэля, этот будущий правитель страны, что его ждёт буквально через несколько месяцев — или не знает? Я вздохнула, подошла поближе, не зная, можно так себя вести или нет — вдруг в какой-нибудь толстенной книге по дворцовому этикету чётко прописано, на какое именно расстояние вплоть до миллиметра разрешено приближаться к членам королевской семьи?

На первый беглый взгляд плетения Астеруса и Вереи были совершенно обычными. Совершенно! На вопрос об их даре ответить было трудно — пока что я не видела той насыщенности цветов, какая бывает у магов, но с другой стороны, дар мог пробудиться и позже, лет в двенадцать-тринадцать, часто совпадая с перестройкой детского организма на взрослый лад… У меня, кстати, дар пробудился как раз в двенадцать лет. У Габриэля и Сэма, насколько я помню, раньше…