"Интересные мысли, предусмотрительная ты моя, — высказался бы внутренний Джеймс. — А ещё интереснее интрига: от кого ты собралась обзаводиться, то есть, наоборот, не-обзаводиться этими самыми отпрысками?!"

"Ни от кого! — мысленно огрызнулась я. — Просто…"

"Нет, ну, конечно, лучше бы подстраховаться, — с важным видом кивнул бы Джеймс. — У тебя столько вариантов, и почему-то я не уверен, что мужская половина возьмёт беспокойство об этом вопросе на себя. Хотя бы тот, кто постарше, похоже, он вообще ни о чём не думает головным мозгом, а еще потому, что я не уверен, будто братишка вообще в курсе того, как…".

— Заткнись! — сказала я шёпотом самой себе. Как же стыдно! Не хочу об этом думать, не хочу!

…если ребятишки на хуторе получают ценную информацию об интимной жизни из уст в уста, порой еще и в школу пойти не успев, порой — в весьма искажённом варианте, но всё-таки, интересно, когда, откуда и что именно узнал получивший правильное благородное воспитание Габриэль? И узнал ли… Не думаю, что родители его просвещали, впрочем, он ведь тоже ходил в школу и в разные летние пансионы, а еще вокруг были слуги и Гриэла со своими друзьями постарше, так что…

Избавиться ото всех этих мыслей было сложнее, чем жарким летним днём в лесу — от комаров и мошек.

Было ли у Корнелии с сэром Элфантом что-нибудь? Почему бы и нет, мамаша доброго слова явно не заслуживала, не исключено, что она никого не упустила.

А я — заслуживаю?

Так или иначе, ясно одно. Чем бы ни была вызвана моя постыдная слабость, продолжать какие-либо встречи с профессором я не должна. Я не хочу. Да, пусть где-то там, какой-то нехорошей части меня это нравится и даже очень, эта часть — не я целиком. Она не главная, не единственная. Но если я останусь в Академии, исход очевиден — Джордас не Габ, осторожничать и ждать он не станет. И я, вероятно, поддамся, и ничем хорошим это для меня не закончится. Нас ничего, кроме этого безумного притяжения почти стихийной природы не связывает. Он старше меня на три десятка с лишним лет, хоть и выглядит совсем молодо! А самое главное — он мне не нужен. Я — не мой огонь, не только он, во всяком случае. И я ему не нужна. Джордас видит во мне только мою мать, что бы их там не связывало тогда, в прошлом.

…наверное. Как же я зла на себя, что мне больно от этой мысли. Вот так человек не твой — а отдавать его не хочется, даже воспоминаниям.

Если для того, чтобы разорвать эту "порочную связь" — снова большой привет школьным романам с их пафосными пошлыми фразочками и словечками — нужно оставить Академию, — так тому и быть. Мне требуется передышка.

Но, возможно, сейчас я сильно сглупила.

"Возможно?!" — иронично переспросил бы Джеймс. Я сжала виски ладонями. Ещё ничего не решено. Одно ясно — мне невыносима мысль о том, что я предаю Габриэля. И я не хочу его терять. Он мой. Только мой.

"Ты ничего ему не должна, — напомнил какой-то коварный голос внутри, и этот голос уже явно не принадлежал Джейси. — Габ — просто симпатичный паренёк, которого ты увидела в шестнадцать лет и почему-то решила, что в жизни нет никого лучше. А если что-то лучшее — есть? То, от чего всё внутри переворачивается и разлетается на осколки? А что, если это не более чем собственническая ревность? И отпустить не хочешь, и жертвовать своими порывами — тоже. Корыстная лживая тварь, вот ты кто".

— А ну, заткнитесь, — снова сказала я вслух всем своим внутренним голосам сразу, положила голову на плечо Мэй и закрыла глаза, чувствуя её успокаивающее тепло.

Мэй, кажется, не возражала.

***

— Могу ли я увидеть принца или принцессу? — спросила я у адьюта, как только мы остались наедине. — Я бы хотела посмотреть их плетения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Взгляд сквозь прорезь маски труднее было определить, чем обычный, но такую настороженность нельзя не заметить, не почувствовать. Раньше я не проявляла инициативы, тем более такой.

— Проклятие проявляется только в двенадцать лет! — сказал адьют мне с таким видом, будто десять раз объяснил на пальцах, что пять плюс пять равно десять, а я всё равно не понимала.

— Но оно в них уже есть, раз уж завязано на кровном родстве! — я тоже изобразила скептически-недоумённое выражение на физиономии. Честно говоря, для того, чтобы отвлечься от своих личных переживаний, я была готова ввязаться в любой спор, в любую дискуссию или сомнительную авантюру. В дороге размышления, терзания и диалоги с самой собой, прерывались краткосрочными погружениями в сны, тревожные и жаркие, заставлявшие просыпаться с испуганным выдохом, не дававшие ни восстановления, ни отдыха. И сейчас мне было море по колено, а голова работала как-то странно — вроде и соображала я лучше, чем обычно, а с другой стороны, трудно было сосредоточиться, проанализировать происходящее, посмотреть на себя со стороны. Вероятно, лихорадочный блеск глаз и пунцовые щёки не способствуют установлению доверия.

Адьют смотрел на меня с подозрением.

— А что, никто раньше не изучал плетения наследников проклятия до того, как им исполнится двенадцать?! — всё-таки в это трудно было поверить. Кажется, за три сотни лет маги должны были тут всё по косточкам разобрать. Мне вот, положим, эта мысль первой в голову пришла — хотя бы потому, что, проходя по Тронному залу, я снова разглядывала портреты членов королевской семьи, пытаясь увидеть в их чертах какой-то ответ на изначально нерешаемый вопрос.

Но если столько умных, сильных и опытных магов за целых три столетия ничего сделать не смогли, то и я гарантированно ничего не смогу, это же очевидно?!

Однако адьют, кажется, на самом деле был удивлён моим немудрёным пожеланием.

— Я уточню… — пробормотал он, и эти интонации некоторой растерянности были явно для него непривычны. — Да, я действительно должен уточнить, получить разрешение… Ждите меня здесь, Джейма.

В Тронном зале мне бывать нравилось гораздо больше, чем во всяких жутких подземельях, залах смерти и пыточных, или помещениях, так или иначе наводящих на мысли об этом всём. Здесь же можно было почувствовать себя полноценной гостьей, а не подопытным зомби. К тому же в подземельях, подходящих для разного рода экспериментов с магией и плетениями, было тихо и пустынно, а тут нет-нет, да и сновали какие-то слуги, доносились приглушенные звуки шагов и голосов, одним словом, не возникало желания заорать "Ау, помогите, кто-нибудь!"