С каждым днем силы Роуан, казалось, все больше убывали. Онасильно потеряла в весе. Как-то раз, мельком увидев свое отражение в большомзеркале, которое висело в вестибюле, она не на шутку встревожилась.

– Мне нужно найти тихое место. Какую-нибудьлабораторию. Словом, такой укромный уголок, где нам никто не помешал быработать, – однажды сказала она. – Господи, помоги мне. У меня большенет сил.

Когда усталость отступала, Роуан охватывал тихий ужас. Гдеона? Что с ней будет дальше? Едва проснувшись, она сразу начинала думать о неми лишь потом возвращалась мыслями к себе: «Я в полной растерянности. Сталаподобна наркоману. Это сущее наваждение». Но потом она вспоминала, что ейследует его изучать, поскольку она считала своим долгом выяснить, что он собойпредставляет. В минуты, когда самые страшные сомнения брали над ней верх, Роуанпонимала, что страстно его жаждет, испытывает потребность его защищать и что несможет от него отказаться, потому что за такой короткий срок уже успела к немупривязаться.

Что с ним будет, спрашивала себя она, если он попадет вчужие руки? Ведь он уже совершил не одно преступление. И не исключено, что,когда воровал паспорта, даже лишил кого-то жизни. Однако наверняка об этомРоуан ничего не знала и потому намеренно отмахивалась от этих мыслей. Ей нужнобыло заполучить убежище и лабораторию, а об остальном она старалась не думать.Хорошо бы им тайно вернуться в Сан-Франциско. Или, по крайней мере, как-нибудьсвязаться с Митчеллом Фланаганом А что, если просто позвонить в ИнститутКеплингера?

Со временем они стали реже заниматься любовью. Лэшерпродолжал сосать материнскую грудь, хотя уже не так часто, как прежде. Главнымзанятием для него стало посещение парижских церквей, к которым он сразупроникся бурным неприятием. Охваченный враждебным настроем, он воспылалненавистью и отвращением ко всем атрибутам храмов – как к статуям, так и кдарохранительнице.

Он утверждал, что церкви должны быть не такими.

– Ну конечно, если ты имеешь в виду собор в Доннелейте,то на него они совсем не похожи. И это вполне естественно. Ведь мы в Париже.

Он повернулся к ней и срывающимся на крик шепотом произнес:

– Они сожгли его.

Ему захотелось услышать католическую мессу, и ради этого нарассвете он выдернул ее из кровати и потащил в церковь Святой Магдалины, чтобыприсутствовать на службе.

В Париже стояла холодная погода Роуан не могла даже толкомпогрузиться в собственные размышления, чтобы он их не прервал тем или инымвопросом. Временами ей казалось, что она уже перепутала день с ночью, потомучто Лэшер мог разбудить ее в любое время, чтобы испить у нее молока илизаняться с ней любовью, что всегда делал грубо, но страстно. Потом она опятьвпадала в дремоту, а он будил ее, чтобы накормить или поговорить о том, чтонедавно видел по телевизору: о новостях или о чем-то еще, привлекшем еговнимание. Его наблюдения становились все более случайными и отрывочными.

Лэшер взял со стола меню и нараспев начал читать названияблюд. Потом вдруг бросился за ручкой и принялся яростно писать:

«Затем Джулиен привел в свой дом Эвелин, и они зачали ЛауруЛи, которая, в свою очередь, родила Алисию и Гиффорд. У Джулиена был ещенезаконнорожденный ребенок, Майкл О'Брайен. Он был оставлен в приюте СвятойМаргариты, после того как его мать ушла в монастырь и стала сестройБриджет-Мэри. Несколько позже у нее родились еще три мальчика и девочка,которая вышла замуж за Алистера Карри. Тот, в свою очередь, дал рождение ТимуКарри, который…»

– Погоди, что ты пишешь?

– Оставь меня. – Он неожиданно вперился в нееиспуганным взглядом и разорвал листок на мелкие клочки. – Где твоитетради? Что ты в них написала? – командным тоном потребовал объясненияон.

Они никогда не удалялись от гостиничного номера, в которомостанавливались. Роуан была слишком слаба; кроме того, молоко у нее так быстронакапливалось, что тотчас начинало течь под блузкой. Когда это происходило,Лэшер, качая Роуан на своих руках, припадал к ее груди и начинал ее сосать. Отэтого действа ею овладевало приятное до умопомрачения ощущение, и она забывалаобо всем на свете, в том числе и о преследовавших ее страхах.

Она поняла, что вся его власть над ней, так сказать, егокозырная карта заключалась в дивном ощущении умиротворения, в волшебномсостоянии радости, которое она испытывала просто от того, что находилась с нимрядом, часами слушала его торопливую и зачастую наивную речь и наблюдала затем, как он относится к тем или иным вещам.

Но что за создание природы являл собой он? Роуан с самогоначала жила иллюзией, будто он был ее творением, которое она создала с помощьюсилы телекинеза, вернее сказать, превратила в него вынашиваемого ею ребенка. Нопоскольку существовало множество противоречий, которые невозможно было объяснить,у нее появились в этом вопросе большие сомнения. И главное, она не моглаприпомнить, чтобы в тот миг, когда он, трепыхаясь на полу в околоплодных водах,боролся за свою жизнь, у нее в сознании отчетливо возникла бы какая-нибудьконструктивная мысль. Правда, она дала ему нечто вроде сильной психическойподпитки. Дала даже молозиво, драгоценные первые капли из своей груди, которыебыли необычайно питательными.

Но рожденный ею субъект был высокоорганизованным созданиемприроды, а не каким-то там монстром Франкенштейна, созданным из отдельныхчастей, или продуктом черной магии. Более того, Лэшер сам был хорошо осведомлено достоинствах своего организма – о том, что умел быстро бегать и чуткоулавливать запахи, которые были недоступны ее нюху, а также о том, что самиспускал запах, который непроизвольно чувствовали другие и который подчасбесцеремонно вторгался в нее. Когда это происходило, ее охватывал суеверныйстрах перед тем, что он мог полностью лишить ее воли, ибо оказываемое этимблагоуханием на нее действие было сродни половому аттрактанту.

Теперь она вела дневник более тщательно, более подробно,чтобы в случае, если с ней что-то произойдет, тот, кому он попадет в руки, могразобраться в написанном

– Мы достаточно долго живем в Париже, – как-то разсказала Роуан. – И рискуем тем, что нас могут здесь обнаружить.

Они получили два банковских извещения. Теперь в ихраспоряжении было целое состояние, и, чтобы разместить его по разным счетам итаким образом спрятать, она потратила целый день, при этом Лэшер не отходил отнее ни на шаг. Ей хотелось уехать, возможно, в более теплое место.

– Оставь, дорогая моя, свою ненужную затею. Мы и такуже сменили десять отелей. Перестань волноваться и проверять замки. Ты самапрекрасно знаешь, что все дело в количестве серотонина в твоем мозгу. Нарушенмеханизм, ответственный за чувство страха Тебя мучают навязчивые идеи. Но ведьты к этому была предрасположена всегда.