21 июня, в четыре часа утра, Августина Субботина с дочкой проводили меня на вокзал, и я, поцеловав их на прощание, села в поезд.

Все это время я как будто жила во сне. Я еще не осознавала полностью реальность происходящего. 22 июня, в три часа дня, я приехала в Москву, позвонила Трефилову и еще раз потребовала у него копию свидетельства о разводе. В ответ он стал плести какую-то ерунду. Тогда я решила пойти в архив сама, и на следующий день, после еще одной ночи, проведенной на вокзале, за полчаса получила то, что мой бывший муж якобы не мог получить на протяжении многих лет! Затем я отправилась к Трефилову на работу, в Министерство тяжелой промышленности. Я показала ему свой паспорт, и он удивился тому, что мне его выдали, ведь я была политически неблагонадежна.

В то же время Трефилов обратил внимание на странный маршрут, который мне предложили: почему я должна выезжать через маленький порт Чоп[170]? Это вызвало у меня беспокойство. Я попросила Алексея купить мне железнодорожный билет, но он отказался. Тогда я попросила у него пятьсот рублей, но он отмахнулся. Когда я поднялась, чтобы уйти, он нагло спросил меня:

– Ты со мной не хочешь попрощаться?

Я предпочла ничего не отвечать.

24 июня мне наконец позволили войти во французское посольство. Принимавшему меня консулу я высказала свое возмущение навязанным мне маршрутом. Он и сам не понимал, почему мне предложили такой странный вариант. Секретарша, присутствовавшая при нашем разговоре, посоветовала мне пойти в «Интурист» и взять билет «Москва – Прага – Париж». Я побежала в «Интурист» за авиабилетом, но ближайший рейс был только 30 июня, кроме того, мне нужно было еще сделать прививку от оспы. Я заплатила девятьсот рублей и вернулась к Любе поделиться с ней моими приключениями. Я отправилась ночевать на вокзал, а на следующее утро в очереди, растянувшейся перед ГУМом, я увидела Любину дочку, которая сказала мне, что уже два месяца она ходит сюда отмечаться, чтобы получить холодильник. Холодильник? Я впервые слышала это слово! Я попыталась купить себе платье для поездки, но повсюду были такие очереди, что я потеряла надежду что-либо здесь приобрести. Тогда я вспомнила об Адриановой, работавшей в ателье мод, и поехала в Бирюлево. Меня встретила ее дочь Надя, от нее я узнала о смерти Адриановой. Я увидела Бориса, с которым в свое время познакомилась в молотовском лагере, его амнистировали в 1955 году, когда он был в Воркуте. Надя обещала мне быстро сшить платье.

29 июня, в новом платье, я попрощалась с моей дорогой Любой. Заехав по дороге в дом, где мы жили с Мацокиным, я отправилась в аэропорт, где провела ночь в удобном кресле. Утром я позвонила Любе, опустила в почтовый ящик письмо Анне Тарачевой и села в самолет.

Пока самолет скользил по небу в сторону юга, я говорила себе: «Ты уезжаешь из России… Ты уезжаешь из России…» Я без конца повторяла и повторяла эти слова, как заклинание. Я должна была себя в этом убедить, так как не могла принять очевидное. Пока самолет не взлетел, я, съежившись, ждала, что ворвутся эмвэдэшники и уведут меня. В два часа дня мы пролетали над Прагой. Сейчас наш самолет кружит над Парижем. Боже мой… Мой мозг словно парализован.

Из автомобиля, который везет меня к Дому инвалидов, я с замиранием сердца смотрю на дорожное движение, на восхитительные автомобили, на эти «веспы», на толпы людей, которые говорят, гуляют, ходят куда им вздумается. Двадцать пять лет я не видела подобного зрелища… А эти сверкающие магазины! Я беру такси и еду к одной из своих кузин. Она была еще ребенком, когда я уезжала из Парижа. Много позже кузина говорила мне, что в тот день я, как полоумная, беспрестанно твердила одно и то же: «Я действительно в Париже… Я действительно в Париже…»

На следующий день мои родственники отправились на рынок за покупками, и, увидев это изобилие продуктов, я подумала, что попала в другой мир, в мир, где можно купить курицу, фрукты, овощи, сахар!

2 июля я приехала в Тулузу к племяннику, почти моему ровеснику, с которым играла много лет тому назад. От него я направилась к сестре Жанне. В Оше я отдала свой советский паспорт французским властям, к которым обратилась за помощью и защитой. Через три месяца я получила удостоверение личности, и в скором времени мне должны будут официально вернуть французское гражданство.

Из своего окна я наблюдаю за идущими по улице прохожими. Они счастливы. Они смеются. Надеюсь, и я скоро смогу смеяться так же, как они. Я имею право смеяться, как они, – теперь, когда вернулась из этого ада.

Алексей Трефилов. 1936. РГАСПИ

Николай Мацокин. 1936–1937 гг. Из архива МЭИ

Андре Сенторенс в момент ареста. 1937. Фото из следственного дела. ЦА ФСБ

Андре Сенторенс в момент второго ареста. Архангельская тюрьма. Фото из следственного дела Андре Сенторенс. 1951. Архив УФСБ по Архангельской обл.

Андре Сенторенс, 19 февраля 1951. Фото из временного удостоверения. Из следственного дела Андре Сенторенс. Архив Управления ФСБ по Архангельской области.

Андре Сенторенс с сыном Юрой. Молотовск. 1947. Из архива Жерара Посьелло

Похороны Юры. Молотовск. Ок. 1948. Из архива Жерара Посьелло

Андре Сенторенс. Одно из первых фото после возвращения во Францию. 1956. Из архива Жерара Посьелло

Французское удостоверение личности Андре Сенторенс. 11 января 1967. Из архива Жерара Посьелло