из смоковницы. Злобный тюремщик. Вот он медленно наматывает металлическую цепь на кулак, приближаясь ко мне с ужасной ухмылкой. В глазах горит безумие и жажда крови. Жажда, которую не сможет утолить и вся кровь этого мира…

Я настолько глубоко ушел в себя, что не сразу услышал голос Бастет.

— Саргон? Саргон?!

— А?

— Ты в порядке? — на ее лице читалось беспокойство.

— Да, все в норме. Почему ты спрашиваешь?

Она, молча, кивнула в сторону моей правой руки. Я опустил взгляд и увидел, что с силой сжимаю кулак. Из-за этого порезы на пальцах вскрылись и начали кровоточить, заставляя повязку набухать багровыми пятнами.

Я вяло улыбнулся:

— Просто неприятные воспоминания.

— Расскажешь?

— Если и рассказывать, то сразу все, а сейчас на это нет времени. Потом, в лагере.

— Ладно, — Бастет понимающе кивнула. — Так, почему ассириец?

Я пожал плечами:

— Они очень властолюбивые и жестокие люди. По крайней мере, те, кого я встречал лично.

— Хм, — протянула она, — а я думаю на Себекхотепа.

— Почему?

— Египтяне любят строить козни. К тому же, он носит хопеш.

— Хопеш? Это что такое?

— Меч. Искривленный. Чем-то напоминает серп, — пояснила нубийка.

Я почувствовал интерес:

— Серебряный?

— Конечно, нет, — фыркнула Бастет, — обычная бронза.

— Однако «серебро» не обязательно может быть мечом.

— Верно, — подметила нубийка, а затем добавила, — он носит серебряный амулет на шее. Египетский анх[2].

— А вот это уже интересно…

— Однако, — подумав, добавила она, — это могли друг с другом и угаритяне беседовать.

— Угаритяне это…

— Архальбу и Ибинару, — пояснила Бастет.

— Понял.

— Или ассирийцы.

— Проклятие!

Я провел руками по волосам. Они были грязными и слипшимися до омерзения.

«Как же хочется омыться!».

— Он может быть любым из них.

— Так, что же будем делать дальше? — спросила Бастет.

— Пока не знаю. Наблюдать. И осторожно прощупывать каждого.

— Это рискованно, — нубийка побарабанила пальцами по столу.

— Лучше, чем пытать всех подряд, — подначил я.

— Пха!

Ветер усилился. Стенки шатра стали буквально ходить ходуном. Сквозь дыры начал залетать песок, а внутри настолько стемнело, что я с трудом различал контуры предметов.

— Ладно, нам пора выдвигаться в путь, если хотим, чтобы вина хватило на всю дорогу.

— Хорошо, — Бастет встала, с силой выдернув меч из стола. При этом она пошатнулась и ухватилась за край столешницы, слегка побледнев.

— Тебе точно не нужны носилки?

— Я справлюсь, — процедила сквозь зубы она, — к тому же, не стоит показывать подчиненным свою слабость.

Задумавшись над ее словами, я кивнул:

— Пожалуй, ты права. Тогда идем, не будем задерживаться, — я засунул табличку за пояс. — Доберемся до лагеря, отдохнем немного, а дальше что-нибудь придумаем. Уверен, заговорщик не станет предпринимать каких-либо серьезных действий в ближайшее время. Он ожидает награды и поощрения.

Бастет кивнула.

Я уже было направился к выходу, как вдруг почувствовал ее руку у себя на пояснице:

— Постой.

— Что?

— Ты приказал избавиться от следов пребывания каравана?

— Ну, да.

— И от этого шатра тоже?

— Разумеется.

Она слегка замялась.

— Что-то не так? — спросил я.

— Я бы хотела взять эту золотую статуэтку льва, что украшает крышу.

— Она тебе понравилась?

— Очень, — я услышал в ее голосе нотки восхищения.

— Так в чем же дело? Пошли, снимем. Она будет прекрасно смотреться над нашим шатром.

Она еще крепче прижалась ко мне:

— Спасибо.

Мы вышли наружу. Ветер разбушевался не на шутку, взметая в воздух миллионы мелких песчинок. Они больно ударялись о кожу, норовя залезть в глаза и ноздри. Верблюды недовольно ворчали. Им явно не хотелось идти через пустыню в такую погоду. Честно говоря, никому не хотелось. Однако ждать милости природы мы не могли. Вино было на исходе, и даже с учетом его остатков, никто не даст гарантий, что нам хватит его до конца пути.

Вырезав еще пару кусков ткани у шатра, Бастет одним прикрыла свое лицо, а второй протянула мне. Я последовал ее примеру. К нам подошел Гасан.

— Убирайте шатер и выдвигаемся! — прокричал я, стараясь, чтобы мой голос не заглушили порывы ветра. — Только захватите с собой фигурку льва!

— Будет сделано, господин!

Прижавшись друг к другу, мы медленно направились в сторону верблюдов, стоявших возле пальм. Ветер хлестал листья и прижимал стволы к земле. Опасность путешествовать в такую погоду была не менее весомая, нежели та, что исходила от неизвестного заговорщика. Но выбора не оставалось. Приходилось рисковать и надеяться, что Бастет сумеет найти дорогу, иначе мы рискуем умереть от жажды. Вот тогда уже ничто не будет иметь значения.

Они стояли там, готовые оседлать своих животных. Все семеро. Лица скрыты под накидками. Я даже не пытался всматриваться в них, ибо это бесполезно, даже не учитывая разыгравшуюся бурю. Но нарастающее напряжение никак не спадало. Мысль о том, что кто-то из них может в любой момент всадить клинок нам в спину с трудом заставляла меня выглядеть невозмутимым. И я боялся не только за свою жизнь.

«Я достиг слишком многого, чтобы это потерять. Я обрел слишком многое, чтобы это потерять. Я пожертвовал слишком многим, чтобы добиться того, что имею сейчас. И, клянусь Мардуком, я просто так этого не отдам!».

Подсадив Бастет, я помог ей взобраться на верблюда и, удостоверившись, что она сидит на нем более-менее уверенно, направился к своему животному. Тот,