Хорошо, что во время этого боя меня не видели члены Антикризисного Комитета, иначе после такого кошмарного представления Гроулера точно лишили бы права называться маршалом. Старый турнирный волк сошелся в остервенелой схватке с тройкой молодых уличных волков, уже успевших опробовать зубы в настоящей охоте.

Плохая была идея – пытаться забить меня обломками труб; вероятно, фиаскеры ухватились за это оружие по старой привычке. Браться за дубинку в «форсбоди» нелепо. То же самое, что водружать на танк катапульту – ненужное дополнение к и без того грозной мощи. Наоборот, посторонние предметы в руках сковывали движения, что не позволяло игроку задействовать все ресурсы интерактивных доспехов. Бронированные накладки на кулаки – единственное, что требовалось реалеру-рукопашнику.

Наше столкновение сопровождалось лязгом и грохотом, будто на нулевом ярусе сошлись в битве две средневековые армии. Пока двое фиаскеров безрезультатно охаживали меня трубами, я довольно жестоко расправился с их товарищем, впечатав его серией молниеносных ударов в железный бок какого-то резервуара. После чего, не дав противнику опомниться, вонзил фиксаторы левой ноги в бетон, а правой нанес фиаскеру сокрушительный удар в голову – категорически запрещенный на турнирах прием, поскольку безынерционные удары с жесткой фиксированной позиции обладали убийственной мощью реактивного тарана. Доказательством тому послужил меркуриевый шлем моего врага, сплющенный в блин толщиной в четыре пальца. Извлеченная после такой экзекуции из шлема раздавленная вражеская голова могла бы без труда уместиться в упаковку для пиццы.

Выдрав фиксаторы из бетона, дабы срочно вернуть себе подвижность и самому не угодить впросак, я в ударе поймал трубу того фиаскера, который досаждал мне больше всех, после чего выхватил оружие из рук противника и узлом стянул трубу у него на шее. Пока я проделывал все это, фиаскер постарался нокаутировать меня мощными ударами в голову, из которых парочка угодила-таки в цель. Сбитый с ног, я загремел на бетон, однако желаемого достиг: труба прочно стянула шею врага, сжав ему горло толстой стальной удавкой. Если бы не защитный ворот-стабилизатор на его «форсбоди», я бы и вовсе срезал мерзавцу голову будто ножницами.

Защитный ворот-стабилизатор спас не только фиаскера, но и меня. Когда я вскакивал с бетона, голова моя от пропущенных ударов гудела набатом, перед глазами все качалось, но это был единственный причиненный мне ущерб. Прикрепленный к вороту шлем отлично выдержал атаку, хотя бей меня не фиаскер, а реалер, вряд ли бы я после этого еще трепыхался.

Задыхавшемуся врагу было сейчас не до схватки – все его усилия уходили на то, чтобы освободить горло от стальной петли. Я мог на какое-то время с чистой совестью забыть об этом противнике и переключился на оставшегося фиаскера, успевшего уже изрядно измять о мои доспехи свою трубу. Ублюдок кинулся ко мне, желая втоптать меня в бетон, но вместо этого сам был сбит с ног подсечкой.

Фиаскера явно не обучили, как вести себя в партере, будучи закованным в тяжелые доспехи. Вместо того чтобы перевернуться на живот и резко оттолкнуться руками от пола при помощи гиперстрайка – самый простой способ принять в «форсбоди» вертикальное положение, – фиаскер предпочел акробатический подъем разгибом – излюбленный прием мастеров, который они обычно выполняют на публике. Не спорю: возможно, все у парня и получилось бы, не забудь он включить котроллер вестибуляции. Без него сохранить равновесие в тяжелых доспехах после такого трюка было сложно.

Подскочивший с бетона фиаскер пробыл в вертикальном положении лишь долю секунды, после чего мощная инерция уронила его вперед, и он, всплеснув руками, грохнулся плашмя прямо мне под ноги.

Подняться я ему уже не позволил. Еще один прием из запрещенного арсенала – удар ногой в затылок упавшего противника, – и шею врага не спас от перелома даже защитный ворот… Никогда я не нарушал за один бой столько правил. Хотя о каких нарушениях могла идти речь, если о правилах здесь никто и не вспоминал?

Фиаскер, получивший от меня в подарок тугой стальной галстук, все-таки совладал с неподатливым узлом, однако вдохнуть полной грудью ему все равно не довелось. Он лишь успел инстинктивно прикрыть лицо руками, но против точных ударов меркуриевой накладкой такой способ защиты был бесполезен. Мне даже не потребовалось добивать этого врага – после пропущенных ударов он и не пытался подняться.

«Безмозглый гибрид бульдозера и камнедробилки» – называли меня когда-то в спортивных хрониках. Скупая, но очень емкая характеристика капитана Гроулера, чья зубодробительная тактика всегда критиковалась болельщиками-эстетами. Время действительно показало, что вышибать из противника дух – это все, чему я был научен в этой жизни. Не больно-то изящное искусство, но даже его я всегда старался демонстрировать с полной отдачей. Испытывал ли я при этом вдохновение? Наверное, да. Вдохновение капитана – это стремление к победе. Неважно где, на спортивной арене или в реальной боевой ситуации. Другого вдохновения я не знал…

Моя команда теснила вражескую «пехоту» по всем фронтам. Огневое прикрытие и атакующие группы противника снова смешались в неорганизованную толпу – сказывался выход из игры лидеров и отсутствие им достойной замены. Противостоящие нам фиаскеры были еще довольно многочисленны, но их слабое вооружение, состоявшее в основном из стифферов, а также полная деморализация после разгрома главной ударной силы лишил врагов боевого запала.

Я сорвал шлем с головы последнего из поверженных врагов в надежде, что мои удары не уничтожили ключ служебной связи. Пикр на шлеме фиаскера мерцал, и это был верный знак.

– Именем закона, оружие на землю! – рявкнул я прямо в шлем, понятия не имея, как должен в действительности звучать подобный приказ. В арсенале реалеров оный отсутствовал, а маршалы не успели на сей счет меня проинструктировать. – Кто не подчинится, будет уничтожен на месте!

Мой свирепый голос и только что доказанная на деле серьезность намерений возымели эффект. Проклятый Санада, лишивший меня возможности сделать это раньше! Вероятно, все обошлось бы куда меньшей кровью…

Кто-то из фиаскеров подчинился, кто-то нет, но оставаться на нулевом ярусе им расхотелось. Дружное мелькание вражеских пяток сняло с моей души громадный камень, так как сейчас, когда адреналин от прошедшего боя весь выгорел, меня начинало немного мутить. Не столько от пролитой крови, сколько от ее количества.

Обещая фиаскерам поквитаться, я и не подозревал, что моя месть выйдет столь ужасной. Три или четыре десятка убитых и раненых в отгремевшей скоротечной стычке – это был явный перебор. Такое количество жертв просто не укладывалось в голове. Да, черт побери, не мы развязали войну, только от этой мысли все равно не становилось легче. Я нарушил не только маршальский кодекс, но и реалерский, поскольку поднял руку на гражданских. Рано было пока давать оценку нашим действиям, но вряд ли мое новое командование одобрило бы такие радикальные методы.

Случись столь массовое кровопролитие в Привычном Старом Мире, округа бы уже содрогнулась от воя сирен мобильных медицинских модулей. Но, очевидно, работа экспресс-службы «Панацея» была еще не восстановлена, поэтому раненые, хоть и имели при себе исправные ключи, продолжали безответно взывать о помощи.