Через сорок минут Каукалов снова позвонил Катьке. Телефон у него уже работал - похоже, повреждения, что были на линии, исправили, а может, их и не было, может, просто меньше людей звонит и линия стала посвободнее, - в общем, после нескольких гудков Катька подняла трубку.

Она уже не плакала, хотя голос был тусклый, сырой, набух слезами.

- Ну что, обнаружилась Майка? - спросил Каукалов.

- Нет. - Катька шмыгнула носом, тихонько заскулила и тут же умолкла.

Каукалов произнес несколько необязательных пустых слов, типа "Ты держись..." и повесил трубку. Через час позвонил снова:

- Ну как?

- Никак!

- В моргах нет?

- Пока проверили только два морга... В них - нет.

- Кто этим занимается?

- Майкины предки. Папашка с мамашкой.

- Ладно, я объявлюсь позже, - сказал Каукалов, отключаясь.

Он позвонил через два часа.

- Какие-нибудь новости есть?

- Никаких.

- Да запила Майка! - Каукалов деланно засмеялся, смех его был похож на сухой птичий стрекот. - Сидит и квасит где-нибудь в компании однокурсников. Объявится она, вот увидишь - скоро объявится!

- Всех её однокурсников уже обзвонили. Нету Майки. Она в тот день вообще нигде не объявилась.

- Слушай, а если честно, она собиралась на лекции?

- Конечно. Она страсть как боялась пропускать занятия. Особенно лекции.

- А как же она плюнула на все и поехала с нами в Хургаду?

- То был особый случай. А вообще у Майки бзик - эта стерва хочет стать настоящим специалистом. Просто идея фикс* у неё - стать спецом.

*Правильно: "идефикс". (Примеч. авт.)

- Это не бзик и не идея фикс, это называется по-другому. Это цель, достойная настоящей девушки, спортсменки и комсомолки. Так раньше писали в газетах и вещали с киноэкрана.

- М-да, так поступали настоящие пионеры, - чувствовалось, что Катя улыбнулась сквозь слезы.

Каукалов понял это и произнес невыразительным успокаивающим голосом:

- Ну... ну, Катюш! Держи хвост пистолетом, и все будет тип-топ.

- Слушай, тут вдруг всплыло. Я Майке записала телефон деканата на краешке стодолларовой бумажки, которую ты ей дал... Зачем-то он ей понадобился, этот номер.

- Ну вот, видишь, она ведь недаром спрашивала у тебя этот телефон. Загуляла, запила, закуролесила наша Майка!

- Но в деканат она не звонила.

- А это, Катюшкин, совершенно ничего не значит.

Тут Каукалов не к месту вспомнил, что в газете "Московский комсомолец" он иногда натыкается на объявления типа "20 декабря из дома ушла Тыквина Секла Арбузовна, 1979 года рождения, проживающая по адресу Демократический тупик, дом № 642, кв. 1046. Напралялась к своей подруге в Выхино и по дороге исчезла. Была одета в шубу из норки, шапку из меха соболя и высокие кожаные сапоги с золотыми пряжками. Если кто-нибудь видел её или что-нибудь знает о местонахождении, просим сообщить в отделение милиции по телефону такому-то...".

И объявлений этих становится все больше и больше, люди уже начали пропадать среди белого дня - пропадают и, как правило, потом не возвращаются.

- Надо ждать, - произнес Каукалов назидательно.

Через два часа он позвонил опять - все то же, никаких новостей. Холодная липкая тоска, ощущение опасности, отступившие было, приблизились вновь. Он выпил водки - налил полный, до краев, граненый стакан и выпил. Водка не подействовала.

- Во, блин! - выругался Каукалов, выглянув в окно. - Поехать в Клязьму, что ли, привезти сюда маманю? А? Не то уж очень паскудно на душе. Будто кто-то туда наплевал.

Он поймал себя на мысли, что разговаривает вслух, словно сумасшедший. От этого маленького открытия ему сделалось ещё более тошно и страшно. По-настоящему страшно. Как не было страшно ни в армии, ни после нее.

Шахбазов изучал бумаги, взятые у бугая с полуперерезанной шеей по фамилии Сандыбаев.

Среди документов были и деньги - семьдесят тысяч "деревянных" и довольно новая, сложенная пополам стодолларовая купюра. Шахбазов внимательно осматривал каждую бумажку, каждый документ, прикладывал к глазам очки в модной золотой оправе, отодвигал их в сторону, снова прикладывал, - очков он стеснялся и надевал их редко...

Изучил, естественно, и деньги.

Деньги раньше среди воров в законе и профессиональных разведчиков были таким же весомым документом, удостоверяющим личность, как у добропорядочного гражданина паспорт. Разорванная пополам купюра служила надежным паролем и запросто открывала двери туда, куда не мог войти человек, имеющий даже постоянный пропуск в Кремль...

Среди "деревянных" - одной синеватой пятидесятитысячной и двух десятитысячных купюр он ничего интересного не нашел и отложил их в сторону, а вот популярной стобаксовой купюрой заинтересовался - увидел цифры, написанные на краешке банкноты, и обрадованно пробормотал:

- Так-так-так!

Повертел её так и эдак, посмотрел на свет и перенес цифры на отдельный листок бумаги.

- Так-так-так!

Шахбазов справедливо полагал, что спортсмен, взявший под колпак бригадира, работающего на Минском шоссе, не мог действовать в одиночку, с ним был кто-то еще, вот Шахбазов и пытался, изучая документы, деньги, все бумажки, выяснить это. Он не пропускал ни одной детали, ни одной цифирки, ни одного пятнышка на удостоверении. В этом был весь Шахбазов - всегда так работал.

- Так-так-так, - пробормотал он в третий раз, пересчитал цифры, - их было семь, подумал, что это - номер телефона, точно номер, - и, приподнявшись в кресле, будто буденновец в седле, позвал: - Ро-ог!

Когда Рог появился в комнате, Шахбазов протянул ему бумажку.

- Ну-ка, старик, пощупай-ка этот номерок... И чем быстрее - тем лучше.

- Ладно. - Рог взял бумажку, повертел в пальцах, затем сказал: - Я мигом! - и исчез.

Лицо у Армена перекосилось, мясистый нос съехал в сторону, он задумчиво побарабанил пальцами по столу.

- Так-так-так, - пробормотал он в очередной раз.

Рог вернулся через пять минут. Вид у него был обескураженный, словно он только что перевел через улицу старушку.

- Ну, чего?

- Страхи божьи, - пожаловался Рог. - Никогда не думал, что мне придется разговаривать с деканом факультета. Да какого? Из академии, будь она неладна! Вот напасть, а!

- Что за академия?

- Готовит разных спецов по продаже бананов, слюнявщиков банкнот, да этих самых... менеджеров для банков. А это... - Рог тряхнул бумажкой, зажатой в пальцах, - это телефон деканата. Тьфу!