– Все в порядке, мисье? – спросила Арма, удивившись, что он встал так поздно.

– Проснулся на рассвете, снова заснул, не услышал будильник, – сварливо отчитался Макер, усаживаясь за стол.

Арма немедленно сделала ему крепкий кофе.

– Я не решалась постучать к вам, – сказала она, поставив перед ним дымящуюся чашку. – А следовало бы. Из-за меня вы опоздаете на работу.

– Не страшно, – ответил Макер, проведя рукой по лицу. Он был бледен.

– Вы заболели, мисье?

– Нет, я встревожен.

– Проблемы?

– Вроде того.

– В банке?

Макер не ответил и залпом выпил кофе. Он устал, ему необходимо было выспаться. Несмотря на снотворное, последние два месяца он каждое утро просыпался на рассвете. Он открывал глаза, охваченный непонятной тревогой, которая никак не отпускала его и не давала снова заснуть.

Арма продолжала что‐то говорить, но он не слушал. Он быстро съел яйца, ушел в будуар и заперся там. Ему надо было спокойно все обдумать, но в банке его постоянно дергали, а дома все время тормошила Арма, пытаясь ему угодить. Он сел за письменный стол. Перед ним лежали какие‐то скучные банковские документы, в которых надо было разобраться, фотографии Анастасии и миниатюрная музыкальная шкатулка. Он машинально взял ее и тут же отбросил, словно она обожгла ему пальцы. Он вспомнил, что произошло как‐то вечером, два месяца назад, в середине февраля. После этого у него и началась бессонница. После того, как он побывал в Опере, получив по почте билет на “Лебединое озеро” Чайковского. Взглянув тогда на приглашение, он сразу понял, что это очередная весточка от Вагнера.

•

Середина февраля, через два месяца после убийства

Антракт подходил к концу. Прозвенел звонок. Зрители Женевской оперы в спешке занимали места. Третий акт “Лебединого озера” вот-вот должен был начаться.

В опустевшем фойе на мраморной скамье сидели рядом двое мужчин.

– Я думал, что вы вывели меня из действующих агентов, – сказал Макер, – поскольку, будучи президентом, я слишком на виду.

– Все так, – кивнул Вагнер. – Я просто хотел от лица P-30 поздравить вас с успехом вашей последней миссии. Мы наконец избавились от Тарногола, и вы стали президентом.

– Спасибо, – кратко ответил Макер, не очень понимая, при чем тут Тарногол.

Помолчав, Вагнер продолжил:

– Макер, я хотел бы задать вам один вопрос, если позволите.

– Задавайте.

– Почему вы убили Жан-Бенедикта Хансена из огнестрельного оружия? Зачем было так рисковать?

Макер опешил:

– Я не убивал Жан-Бена, вы что!

Вагнер улыбнулся:

– Ну мне‐то не надо заливать… Спрашиваю из чистого любопытства. Вы же могли прикончить его тем же способом, что и Ораса. С ним у вас вышло гораздо естественнее.

– Орас Хансен умер от сердечного приступа, – напомнил Макер.

– От сердечного приступа! – повторил Вагнер, в восторге от такого остроумного ответа.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – разозлился Макер.

– Не стройте из себя святую невинность! – буркнул Вагнер. – Я знаю, вы тот еще тихушник. Вы убили Ораса Хансена! Вы использовали яд из первого пузырька, который я вам дал. Сердечный приступ случается в течение двенадцати часов, и его причину совершенно невозможно обнаружить. Идеальное преступление. Я имею в виду отца. А вот с сыном вы наворотили дел.

– Да вы что, Вагнер, я тут вообще ни при чем! Если мне и захотелось бы кого‐то замочить, то тогда уж Тарногола!

Вагнер усмехнулся:

– Я и об этом знаю, Макер. Не держите меня за идиота.

– О чем знаете?

– Что ваш кузен Жан-Бенедикт и был Синиором Тарноголом.

– То есть? Что вы несете?

– Да бросьте. Тарногола никогда не существовало, это плод трудов Жан-Бенедикта. Он сам перевоплощался в Тарногола!

– Что вы несете? – снова пробормотал Макер.

Заметив искреннее недоумение своего собеседника, Вагнер понял, что Макер и правда не в курсе.

– Разве полиция вам ничего не сообщила? – удивился он. – В номере Жан-Бенедикта нашли силиконовую маску Тарногола. Тарногола никогда не существовало! Одно сплошное надувательство.

Макер посмотрел на Вагнера, решив на мгновение, что тот подослан полицией, чтобы взять его на пушку и выведать, что ему известно об убийстве.

– Я не верю ни единому вашему слову. Я провел пятнадцать лет бок о бок с Тарноголом, и поверьте, он очень даже существовал. И потом, если то, что вы говорите, правда, почему полицейские ни разу не упомянули об этом?

Вагнер не стал настаивать. Он поднялся и дружески протянул руку Макеру:

– Я же не ругаться с вами пришел. Мне хотелось извиниться за то, как я обошелся с вами в декабре. Вы намного отважнее, чем я думал. Знайте, если вам почему‐либо понадобится P-30, мы всегда к вашим услугам.

С этими словами Вагнер вынул из кармана небольшой сверток и вручил его Макеру. Но поскольку тот тупо уставился на него, Вагнер добавил:

– Это подарок, откройте.

Макер послушно развернул обертку и обнаружил деревянную музыкальную шкатулку с тонкой рукояткой. На ней было выгравировано: “Лебединое озеро”, финал первого действия.

– Если я когда‐нибудь смогу вам пригодиться, – сказал Вагнер, уходя, – просто заведите ее. И я буду тут как тут.

•

Два месяца спустя, сидя в будуаре, Макер вспоминал свой последний разговор с Вагнером. С того дня у его президентства появился горький привкус. Хмельная радость власти была непоправимо отравлена: а что, если смерть Жан-Бенедикта и Ораса Хансенов была делом рук P-30? А он, хоть и косвенно, тоже причастен к этому чудовищному преступлению? И вот теперь он восседает на кровавом троне. Он не знал, чему верить. Эта история не давала ему покоя. Он не мог больше спать сном праведника. Как будто в чем‐то провинился.

Макер вернулся в спальню, переоделся и отправился в банк. Он ужасно опаздывал. Придется придумать оправдание. В 9.30 он выехал за ворота на шоссе Рют. В 9.3 °Cагамор решил, что уже прилично будет заявиться без предупреждения, и позвонил в домофон особняка на улице Гранж, в самом сердце Старого города. Когда лейтенант назвал себя, массивные деревянные ворота открылись, и он вошел во внутренний двор, держа в руке пакет, который специально захватил из своего кабинета.

В глубине двора, у парадного входа, его ожидала прислуга. Предъявив свой жетон, он повторил:

– Лейтенант Сагамор, уголовная полиция. Я хотел бы поговорить с Шарлоттой Хансен.

Горничная уважительно кивнула в ответ и предложила ему следовать за ней по длинному коридору. Пол был выложен белым мрамором, стены затянуты штофными обоями. Сагамор, хоть и бывал несколько раз у Хансенов, не уставал поражаться дорогому убранству их дома. Гостиной, где он оказался, позавидовал бы любой музей. Горничная, предложив ему чай или кофе – он вежливо отказался, – оставила его и пошла предупредить хозяйку.