Кристина опустила взгляд на нижнюю, безнадежно пустую часть доски, где сиротливо висел лист бумаги с одним-единственным словом:

– У меня просто в голове не укладывается, что мы до сих пор не нашли свидетелей! – раздраженно заметила она.

Сагамор кивнул:

– Многие постояльцы были госпитализированы после отравления.

– И я в том числе! – в сердцах воскликнула Кристина, которая провела ту ночь в больнице Мартиньи. – Думаешь, нас отравили, чтобы очистить отель от клиентов и предоставить убийце свободу действий?

– Трудно сказать, – ответил Сагамор. – Мы знаем только, что никто из обитателей верхнего этажа ничего не слышал. До того, как у него случился сердечный приступ, Орас Хансен успел сообщить полиции, что он глух как пень, днем носит слуховой аппарат, но перед сном его снимает.

Макер Эвезнер утверждал, что принял сильное снотворное – и это подтвердил впоследствии его врач, – а Лев Левович и один из банковских директоров по персоналу заявили, что абсолютно ничего не слышали. Другой – что его разбудил какой‐то звук, но поскольку следом наступила тишина, то он снова заснул, не поинтересовавшись, что происходит.

Лейтенант взглянул на план первого этажа “Паласа Вербье”.

– После десяти вечера попасть в отель можно только через главный вход. Над ним висят две камеры слежения, и, кроме того, там всегда стоит охранник. Он уверяет, что ночью никто мимо него не проходил. Записи с камер это подтверждают.

– А как насчет других выходов? – Кристина показала на плане обозначения нескольких дверей, ведущих на улицу.

– Они открыты в течение дня, но ночью запираются на ключ. Есть еще запасные аварийные выходы, но они открываются только изнутри. То есть войти в отель никто не мог.

– Если только у убийцы не было сообщника! – сказала Кристина. – Он мог открыть дверь изнутри и впустить преступника. Следовательно, у нас тогда должно быть как минимум двое подозреваемых. Но в эту версию я не верю. Убийца, скорее всего, принял решение спонтанно. Надо очень торопиться, чтобы застрелить человека из пистолета в его собственном номере. Жан-Бенедикту Хансену суждено было умереть той ночью. Похоже, убийца действовал в одиночку, сам по себе, в порыве отчаяния.

Сагамор улыбнулся:

– То есть ты согласишься с моей гипотезой, что у нас есть только один факт, в котором мы более или менее уверены.

– А именно?

– А именно, что убийца находился внутри. Это клиент отеля, сотрудник или гость банка, и наверняка он уже был на месте.

– Получается, он сбежал через запасной выход?

– Не исключено. К сожалению, той ночью шел сильный снег, и мы не нашли никаких следов вокруг “Паласа”. Но мне кажется, что убийце незачем было скрываться. Он застрелил Хансена и преспокойно вернулся к себе в номер, разыграв на следующий день ужас и изумление. Убийца все это время находился в отеле, под носом у полиции. Точно тебе говорю.

Кристина задумалась:

– Кто последним видел Жан-Бенедикта Хансена?

– Синиор Тарногол, – ответил Сагамор. – Я это знаю, потому что в его номер в субботу вечером, за несколько часов до убийства, поднимался охранник.

Он снял с доски листок с показаниями начальника службы безопасности “Паласа”, данными им в то утро, и передал его Кристине.

– Начальник службы безопасности утверждает, что дверь номера 623 ему открыл Жан-Бенедикт Хансен, – добавил Сагамор. – Позже он узнал его по фотографии. Притом что этот номер занимал Тарногол.

– Действительно, – согласилась Кристина. – А Жан-Бенедикт остановился в 622‐м. И что из этого следует?

– А вот что, – сказал Сагамор, ткнув пальцем в следующий раздел на доске.

Под этим заголовком, выведенным печатными буквами, висели фотографии Льва Левовича и Макера Эвезнера. К каждому снимку прилагалось краткое описание.

– Нам известно, что Левович владеет дорогостоящей недвижимостью, – заметил лейтенант Сагамор. – У него есть дом в престижном пригороде Нью-Йорка, квартира в Афинах и вилла на Корфу.

– По моим сведениям, – подхватила Кристина, – сейчас он проживает в Афинах. Говорит, что ему необходимо было сменить обстановку. Сегодня он появился в Женеве, я видела его в банке. Он прилетел на встречу с Макером, который уговорил его не увольняться и передал ему в управление филиал банка в Афинах. Со своими здешними клиентами он будет работать дистанционно. На мой взгляд, филиал в Афинах – это только предлог, Макер боится потерять лицо. Хоть он и президент, настоящей звездой всегда считался Левович. Если он уволится, банку несдобровать.

На доске под фотографией Левовича Сагамор написал фломастером: “Афины?” – и перешел к карточке, посвященной Макеру.

Из всех подозреваемых Сагамор вывесил на доске только имена Льва Левовича и Макера Эвезнера. Кристина удивилась, что там не упомянут Тарногол.