Кристина была потрясена. Когда она немного пришла в себя, Сагамор подробно перечислил ей доказательства двойной жизни Хансена/Тарногола, которые ему удалось собрать. Каждому пункту в его списке соответствовала отдельная карточка, и по ходу своего рассказа он методично вешал их на доску.

Кристина сидела как громом пораженная.

– Жан-Бенедикт с самого начала водил нас за нос, – проговорила она, не отрывая взгляда от доски.

– Вот почему тебе не удалось ничего узнать о Тарноголе за полгода работы в банке, – заметил Сагамор.

Кристина пришла в ярость – ее провели как последнюю дуру.

Пятнадцать лет Жан-Бенедикт Хансен всем морочил голову.

– До апреля месяца никто не знал о нашей находке, – сказал Сагамор, – не считая нескольких человек из уголовной полиции Вале и Женевы, которые поклялись хранить тайну. Кристина была первой, кому я ее открыл. И, должен признать, она‐то и помогла мне разобраться, что к чему.

Сагамор приготовил нам целую кипу документов и разложил их на столе.

– Это материалы следствия? – спросил я.

Он кивнул:

– Смотрите сколько угодно, но выносить отсюда что‐либо вы не имеете права, да и вообще я вам ничего не показывал.

Среди бумаг мы обнаружили фотографии дома Эвезнеров и разбитого окна в одной из комнат.

– Снимки сделаны после ограбления, за два дня до убийства? – спросила Скарлетт.

– Да, откуда вы знаете?

– Мы говорили с их соседкой. Но давайте вернемся к вашему расследованию. Вы сказали, что к апрелю за четыре месяца, прошедших после убийства, вы так и не нашли никаких убедительных доказательств.

– Если и нашли, то крайне мало.

– А версии у вас были? Подозреваемые?

– Скорее внутреннее убеждение, что убийца догадался о двойной жизни Хансена.

– Когда вы говорите “убийца”, вы имеете в виду кого‐то конкретного?

– Макера Эвезнера. Во время корпоративного уикенда он выяснил, что Жан-Бенедикт и Тарногол – это одно лицо и что он его дурачил в течение пятнадцати лет. Тогда он и сообразил, что под него копает именно кузен. И решил устранить его, убив, так сказать, двух зайцев – покончив с Жан-Бенедиктом, он избавлялся заодно и от Синиора Тарногола. Формально рассуждая, это двойное убийство полностью выводило совет банка из игры, поскольку сломить Ораса Хансена не составило бы труда. Макер Эвезнер знает, что пост президента достанется ему при условии, что он уничтожит своего кузена. Поэтому в ту печально знаменитую ночь с 15 на 16 декабря он приступает к действию. Он выходит из своего номера и стучится в 622‐й. Когда ему открывают, он дважды стреляет из пистолета и возвращается к себе. Даже если выстрелы услышат, даже если кто‐нибудь на этаже проснется и выйдет в коридор посмотреть, что происходит, он к тому моменту успеет лечь в постель и принять, как обычно, снотворное. Это замечательное алиби позже подтвердит его врач. Оружие, из которого были произведены выстрелы? Наверняка он приобрел пистолет у частного лица и не задекларировал его, как часто поступают многие образцовые граждане Швейцарии. Макер, кстати, походя, на голубом глазу, сообщил полиции, что владеет зарегистрированным пистолетом, и даже охотно согласился на экспертизу, чтобы проще было ввести нас в заблуждение. Притом что он опытный стрелок. Я выяснил, что он регулярно тренировался в тире недалеко от Женевы.

В дверь кабинета постучали. Коллега Сагамора вызвал его в коридор по какому‐то срочному делу.

– Прошу извинить меня, это ненадолго, – сказал Сагамор.

Стоило ему выйти, как Скарлетт тут же схватила мобильник и принялась фотографировать разложенные на столе документы.

– Вы спятили? Нельзя это делать!

– Мы напали на золотую жилу, писатель. Сагамор же предупредил, что не даст нам копию дела. Ну‐ка помогите мне! Снимайте все подряд! Поделим стопки!

Я подчинился. Это была уникальная возможность получить информацию, имевшую решающее значение для расследования.

Анастасия спала плохо. Впервые с ее приезда на Корфу она проснулась намного раньше Льва. Снаружи было еще темно. Она посмотрела на своего возлюбленного – он мирно спал – и встала. Наполнив ванну, она долго лежала в горячей воде. Ей было очень тревожно. Сегодня ей казалось, что безоблачное небо их греческого рая потемнело.

Накануне вечером она радостно встретила Льва, вернувшегося из Женевы. Они ужинали в большой гостиной, освещенной десятками свечей. Все было прекрасно. Тем не менее она чувствовала, что что‐то не так.