в теткиных ящиках показалась мне очень схожей с той, которую Матвей нашел на крыльце.

Вечером я высказал тетке. Вопреки ожиданию она не рассердилась, а ласково сказала мне:

— Ты, дитятко, в чужие окна нос не суй… Это дела наши семейные, колхозные. Мы тут уж сами разберемся. У меня рук, что ли, нет, чтобы рассаду вырастить? Дело не хитрое.

Мне не понравилась ласковая улыбочка Устиньи и недоверчивый блеск ее глаз. Я понял, что в истории с капустной рассадой тетка сторонится меня.

Стало ясно, что здесь, в родном краю, я теперь отрезанный ломоть, пришлый человек.

С этого дня я без отрыва сел работать над повестью. Надо было скорее возвращаться домой.

Когда я заявил тетке, что собираюсь уезжать, она напомнила:

— Обещался мне подсобить дров к зиме припасти… Надо бы плот пригнать, а то скоро по реке сплав пойдет, тогда без дров останешься.

Через два дня, вооруженный пилой и топором, пошел я вместе с Устиньей к морю.

По низменному болотистому берегу, утыканному пучками рыжей травы, на многие километры был разбросан плавник. Из него в устье реки надо было собрать плот. Подождать, пока прилив поднимет плот, и сплавить его вверх к деревне.

Тяжелый, сырой плавник, казалось, был прикован к земле. Вырубив две березовые жерди, мы ворочали ими как, рычагами. Что было сил я всаживал рычаг под бревно и, наваливаясь всем телом, подвигал плавник на десять-пятнадцать сантиметров. Под ногами чавкала глина, при каждом ударе рычага в лицо летели грязные брызги. Плечи болели от непрерывных рывков.

А многие бревна, которые мы выбрали для плота, лежали от воды метров за пятьдесят.

— Навались, Андреюшка, — командовала тетка. — Взя-ли!..

У меня от усталости дрожали колени, я цеплялся носками тяжелых резиновых сапог за каждую выбоину, спотыкался о камни, а тетка, не показывая и виду, разборчиво осматривала плавник, выбирала бревна без гнили.

— Ты не рви, ровней наваливайся, — советовала она, поворачивая круглое, красное от натуги лицо. — Бревна не хребтом, а умом ворочать надо.

Рычаг в ее руке ловко входил под бревно и частыми нажимами перекатывал его, а я свою березовую жердь старался засунуть подальше, чтобы приподнять сырое бревно и разом сдвинуть его в сторону.

— Привычки нет, — говорила Устинья. — Покатал бы каждый год, так научился… Небось в городе и дров-то сам не колешь?

В городе у меня было центральное отопление, и я никогда не думал, что тепло в комнате может стоить таких усилий.

От судорожного рывка березовая жердь скользнула по сырому бревну, я потерял равновесие и ткнулся лицом в колючую траву.

— Передохнем немного. Боле половины уже собрали, — сказала Устинья.

Я сел на бревно и расстегнул ворот рубашки, подставив грудь свежему ветру с моря. В прибрежных камнях хлюпали мелкие мутные волны. Над полосой отлива носились чайки. Они ссорились друг с другом и пронзительно кричали.

На другой стороне реки виднелась бревенчатая избушка, возле которой стояла телега с задранными оглоблями, и, смешно подпрыгивая спутанными ногами, паслась пегая лошадь.

— Что там? — я показал на избушку.

— Сплавщики стоят… Как сплав начинается, они в устье реки делают запань и собирают в нее лес. Тот, который по реке молем сплавляют. Через неделю должен сплав быть…

Устинья тяжело дышала. Я заметил, что короткие, с обломанными ногтями пальцы ее рук, положенных на колени, мелко дрожат, а глаза тусклые, как у человека, который не спал сутки.

Несмотря не сноровку, она устала не меньше меня, и теперь всеми силами старалась, чтобы я этого не заметил.

Искоса посматривая на тетку, я вдруг вспомнил старый мост, который кряхтел и дрожал во время ледохода, но стоял потому, что нужно было стоять…

Тетка развязала платок с едой. Давно, с самого фронта, я не едал такой рассыпчатой печеной картошки, с которой легко снималась похрустывающая корочка.

Затем снова работа. Неподатливый березовый рычаг, пот, льющийся по лицу, и тоскливое ожидание той заветной минуты, когда проклятое бревно окажется на глинистом отливе рядом с двумя десятками других.

Едва мутная приливная волна подошла к собранным бревнам, тетка бросила жердь.

— Не поспеем боле… Давай плот сколачивать.

Трехдюймовые гвозди схватили березовыми скрепами толстые бревна. Вода незаметно приподняла плот и покачнула его.

— На плаву теперь. Ловко подгадали воду. — Тетка взяла багор, и мы тронулись по реке.

При каждом толчке тупые бревна нехотя раздвигали воду, заплескивая ее наверх. Грузный плот постепенно набирал ход.

Прилив помогал нам, мощным потоком вливаясь в реку и пересиливая течение.

Скоро плот уже ходко шел вдоль берега.

— Здорово! — частыми толчками шеста я подгонял его. — Так через пару часов доберемся до дому.

— Скоро ты дело делаешь! — усмехнулась Устинья, отжимая мокрый подол. — Впереди каменья будут и прибылая вода кончится. Намаемся еще вдосталь…

Она оказалась права. Через полчаса плот ткнулся о камень, и стал, натужно скрипнув березовыми перекладинами.

Пока мы снимали его с каменной верхушки, клином впившейся между бревнами, прилив кончился.

Теперь каждый метр приходилось одолевать с трудом. На середине реки течение было таким быстрым, что плот то и дело сбивало в сторону. А возле берега под водой темнели камни.

Когда бревна скрипели, налезая на очередной камень, я спрыгивал в холодную воду и, бредя по пояс, освобождал застрявший плот.

С теткой мы не разговаривали. По одному ее жесту я понимал, что надо отворотить плот или, навалившись на шест, задержать его.

До деревни оставалось километров пять.

— Устинья!.. — донесся с берега протяжный крик.

На широком разливе, спустившись к самой воде, стоял человек и махал шапкой.

— Иван Степанович кричит, — сказала тетка. — Бригадир на сплаве.

Приложив руки ко рту, она откликнулась, перекрывая глухой шум воды на перекатах.

— Гони скорее пло-о-т! — донеслось с берега. — Сплав пошел… Запань еду станови-ить!

— Чего рано сплав на-ча-ли? — Устинья перешла на другую сторону плота.

Бригадир сплавщиков, удостоверившись, что мы его услышали, надел шапку и вытащил из кармана кисет. Мне хорошо было видно, как он скручивал козью ножку.

— …срочно! — донеслось с берега.

Я догадался, что сплав начали досрочно.

— Леший их унеси! — тетка уперлась шестом. — Всегда что-нибудь придумают, а из-за них тут спину ломай. Пхайся, чего глаза расставил! Застанет нас сплав, до дому не доберемся.

Первые бревна молевого сплава встретились километрах в трех от деревни.

— Ничего, теперь прогоним плот, — обрадованно сказала тетка. — Я думала, нас на Никольской корге прижмет, а мы проскочили. Теперь левым рукавом пойдет.

Перед нами был длинный изогнутый остров, заросший мелким тальником. Остров делил реку на два рукава. В правом течение мчало между камнями воду стремительными