– Слава о тебе, герой, летит быстрее твоего коня!..Благослови этих счастливых. Пусть их счастье утроится, пусть вспоминают, что наих свадебном пути встретился сам доблестный Придон.

Придон вскинул обе руки, сказал сильным, но каким-тозастывшим голосом:

– Боги Артании, благословите этих счастливых… какблагословляю я. И пусть у них все будет… Пусть у них будет все!.. И пусть будутсчастливы…

Голос его задрожал, прервался. Аснерд быстро сказал сильными очень веселым голосом:

– Счастья вам от всех нас!.. Жених и невеста – это то,что любят все боги. Живите счастливо!

Он тронул коня, Вяземайт и Конст уже повернули коней заПридоном, тот ускорял бег своего Луговика. Аснерд догнал, спросил, чтослучилось, Придон не ответил. Аснерд переспросил, Придон не ответил снова.Встревоженный Аснерд заглянул в лицо Придона.

По бледным как снег щекам безостановочно бежали крупныеблестящие слезы. Массивный подбородок прыгал, невидящие глаза смотрели вдаль,но явно ничего не видели. Распухшие губы, ставшие беспомощно детскими,кривились в мучительной гримасе. Придон изо всех сил старался удержать ихтвердыми, как и подобает мужчине, тем более – герою, но губы тоже дрожали.Блестящие слезы огибали уголки, повисали по обе стороны подбородка, срывались,как весенние капли с крыши.

– Что случилось? – заорал Аснерд.

Придон неотрывно смотрел вперед, даже вскинул подбородоквыше, гордо и надменно, но этот жест был лишь для того, чтобы не выронить новыеслезы.

– Да что стряслось?

Губы Придона задрожали сильнее. По лицу пробежала судорога.Слезы хлынули ручьем, из могучей груди вырвался не рык, а жалобный детскийплач. Аснерд поспешно подал коня ближе, со звоном ударились стременами. Придонповернулся в седле, Аснерд распахнул огромные лапы. Придон прижался к грудивоеводы. Его трясло, как в лихорадке. Он всхлипывал, дергался от попытокудержать позорящий мужчину плач, но слезы бежали и бежали. Рыдания разрывалигрудь, а плечи беспомощно прыгали.

Аснерд уже ничего не спрашивал, широкие ладони прижимали его,как ребенка. Толстые грубые пальцы неуклюже гладили по голове, ворошили волосы.

– Ну почему? – вырвалось из самого сердцаПридона. – Почему?.. Им бог дал, а мне только показал!.. Их дорога ведет вобщий дом, а меня дорога уводит от той, для которой… за которую…

Рыдания задушили несвязные слова, Аснерд снова похлопывал игладил, успокаивал молча, ибо любые слова будут все не те. Нет таких слов,чтобы утешить… да и что за человек тот, который возьмется утешать в таком, этохуже, чем плюнуть в огонь, чем ударить в спину.

– Ты не понимаешь, – сказал Аснерд тихо. –Душа болит?..

– Горит!

– Значит, есть… У кого не болит, у того… Душа либоболит, либо ее нет…

– Но я не могу больше! – вскрикнул Придон. –У меня все горит… Горит мозг, горит сердце!.. Я не могу смотреть на солнце, оностоит на месте!.. Птицы не взмахивают крыльями!.. У меня вечность между двумяударами сердца, и вся вечность – горящие угли в сердце, в груди… Я не могу,Аснерд!

Я умираю, Аснерд…

Аснерд смолчал, гладил и похлопывал по широкой спине, гладилплачущего ребенка, пока тот, обессиленный, не затих. Мокрые дорожки ещеблестели на исхудавшем лице. У него едва хватило сил поднять руку. Дрожащиепальцы попытались стереть слезы, но промахнулись. Аснерд придержал коня, Придонпоехал вперед, сгорбившийся под невыносимой тяжестью, с обвисшими плечами.

Вяземайт и Конст медленно ехали далеко позади. Вяземайт,уловив кивок Аснерда, послал коня в галоп. Конст отстал всего на полкорпуса.

– Что случилось? – спросил Вяземайт.

– Ты знаешь, – буркнул Аснерд. – Потому итоптался там трусливо подальше, так?

– У меня конь заупрямился, – ответил Вяземайт.Аснерд хмыкнул, посмотрел на Конста. Тот сказал печально:

– А что делать, если стыдимся того, чему другиезавидуют?..

Вяземайт сказал сердито:

– Я… не могу.

– А я?

– Ты можешь, – сказал Вяземайт твердо. – Тыгрубый.

Аснерд ахнул от такого оскорбления:

– Я? Я грубый?

– И черствый, – буркнул Вяземайт. – Помнишь,когда конь мне наступил… ты еще хохотать начал! Боль адская, а ты хохочешь…Если бы я мог тогда подняться, я бы тебя убил!

– Видел бы ты тогда свою рожу, – сообщилАснерд. – Ты сам бы кончился от смеха.

– Все равно ты бесчувственный, – возразилВяземайт. – Я могу тебе сто случаев…

– Ну давай все сто!

Конст тихонько ехал в сторонке. Спор благополучнососкользнул с опасной темы, опасной для всех, Вяземайт обвиняет воеводу вбесчувственности, тот умело защищается, оба вспоминают мельчайшие подробностистарых битв, где оба дрались простыми воинами, оба довольны, о Придоне можнозабыть, или отодвинуть эту боль в сторону. Не из бесчувственности, а потому чтосделать ничего нельзя, а просто обсуждать – слишком по-женски.

Потом он засмотрелся на небо, ответил невпопад раз-другой.Аснерд наконец заметил, куда посматривает Конст, тоже засмотрелся, а за ниминачал задирать голову и Вяземайт. Наконец и Придон, обратив внимание, что отнего отстали, едут сами по себе и то и дело поглядывают вверх, тоже метнулвзгляд к небосводу.

Он поперхнулся, застыл, устрашенный и очарованный. Небосводисчез, они едут под опрокинутым морем. Все небо, от края и до края, бушует вволнах, а те все в белоснежной пене, кое-где ее столько, что и волн не видно,только белая растрепанная ветром пена, холодная и злая.

Голова закружилась, он невольно ухватился за луку седла, чтовообще-то позор для всякого, кто садится на коня. Но все смотрели наверх.Придону почудилось, что это море наверху движется, катит волны, а все здесь наземле застыли, замерли на месте, только конь зачем-то покачивается, а мирдвижется только там, наверху…

Он ощутил дурноту, словно укачало волнами. Низкое море катитнад вершинами старых коричневых гор, сложенных не столько из камня, сколько изрыжей глины, а если из камня, то настолько старого, что уже превращается вглину, как сильные и шлемоблещущие воины к старости превращаются в дряхлыетрухлявые пни.

Куявские горы изрыты норами, отсюда кажется, что гнездамиптиц, но Придон понимал, во многие норы можно въехать на коне, а там, внутри,нетрудно спрятать целое войско. Когда-то так и поступали, и вражеская армия,пройдя с победой и расположившись беспечно на отдых, вдруг обнаруживала заспиной могучую армию! Да как обнаруживала: ночью, когда половина уже вырезанабесшумно, а остальные спросонья не успевают надеть доспехи… Вяземайт сказал сдосадой:

– Могли бы прислать дракона прямо сюда!.. Неужели у нихнет драконов, что долетят до Куябы? Не поверю!