Придон отодвинулся в сторонку, дрожащие пальцы нащупалигорячую дощечку на груди. Он положил на ладонь эту оправленную в бронзудрагоценность, жадно смотрел на портрет Итании, нарисованный Вяземайтом.

– Неужели, – шепнули его пересохшие губы, –тебе так сладко меня мучить?.. Ты улыбаешься, но в твоем сердце лед. Ты видишь,как я страдаю, но ты весела… Не тесно тебе в рамке? Выйди, скажи мне слово!..Ты же можешь!.. Ты настолько красивая, что ты можешь все… Вяземайт говорит, чтокрасота – самая великая магия на свете, потому ей подчиняются даже маги,создатели магии. Даже боги – создатели всего…

Ее лицо стало расплываться, глаза кольнули льдинки. Онпоспешно вытер замерзшие слезы. Со стыдом и ужасом подумал, что раньше никакиераны, никакие пытки не могли вырвать даже стон, не говоря уже о слезах. Онсмеялся и пел боевые песни, когда дикие горцы захватили в плен и началиистязать, но теперь плачет как ребенок, едва вспомнит ее лицо, ее голос, еестрогие удивленные глаза…

– Что со мной, – прошептал он, – что тыделаешь со мной?

Аснерд посматривал искоса, но молчал. Вяземайт тоже видел ислышал все, помалкивал, а Конст вообще старался не смотреть в его сторону.

Вяземайт после долгого молчания толкнул Аснерда в бок.

– Слышь, медведь…

– Что?

– Не спи, говорю.

– А что тебе?

– Ты же знаешь, если взять всего десяток верст насевер, там гора, где живет… помнишь? Аснерд недовольно хрюкнул.

– Я у него был лет сорок назад!.. Да за это время…

– Это для тебя время, – бросил Вяземайт. – Ноне для него, сам знаешь.

Аснерд насупился, буркнул:

– Знаю. Если надо, что ж… можем сделать крюк. Вяземайткивнул в сторону Придона.

– Сам видишь. Аснерд вздохнул.

– Да вижу, такое как не увидеть. Ладно, ты все мясоумял?

– Еще хлеб остался. Хочешь?

– Хлеб сам ешь, ты же волхв.

Они поднялись, Конст торопливо отвязывал от конских мордмешки с овсом. Он поглядывал то на Придона – с сильнейшим сочувствием, то настарших героев – с жадным интересом, ибо каждое их слово несло в себе тайны, атайны его манили больше всего на свете.

Придон ехал, погрузившись в думы, затем как-то невзначайдалеко-далеко за горами заметил фигуру великана. Залитый оранжевым солнцем, тотвозвышался над самыми высоними горами, в обеих руках нечто похожее наисполинскую чашу. Придону она показалась панцирем гигантской черепахи. Из чашилился золотой поток, похожий на жидкое золото. Еще в воздухе превращаясь втуман, разбивался на белые кучевые облака, но Придон почему-то был уверен, чточасть волшебной воды достигает гор, сбегает горными потоками в долины, несетзолотые крупинки.

Конь оступился, Придона тряхнуло, а когда он снова вскинулголову, великана уже наполовину скрыло облаками.

– Кто это? – спросил он.

Аснерд вздрогнул, посмотрел по сторонам.

– Где?

– Да вот же…

Он осекся. На том месте ползло огромное облако. Аснердпосмотрел еще раз на Придона, снова на то место гор, спросил:

– Что-то видел?

– Да, но…

– Не всем дано, – сообщил Аснерд. – Можетбыть, ты чем-то наделен большим, чем остальные люди.

Придон покосился на его мощную фигуру, буркнул:

– Мне кажется, как раз я обделен больше всех. Аснердпокачал головой, некоторое время ехали молча, потом Аснерд сказал медленно:

– Ты помнишь тот базар, когда ты взял из рук бродячихактеров бандуру?

– Не напоминай, – простонал Придон.

– Почему?

– Я стараюсь забыть свой позор, а ты…

Аснерд хмыкнул.

– Позор? Многие бы отдали правую руку за такоеколдовство! Ты же чародей, еще не понял?.. Да-да, тебе дана власть… илипробудилась в тебе, не знаю, но теперь в тебе такая сила, что ты можешь делатьс людьми все, что угодно!.. Когда ты шепчешь имя своей принцессы, у меня тожесердце начинает стучать чаще, а кровь вскипает. Я посмотрел на других, у всех –то же самое. Ты можешь заставить людей плакать, можешь велеть им смеяться доупаду, можешь бросить с голыми руками на вооруженного врага, можешь велеть имвсем попрыгать в пропасть… У тебя страшная мощь, но ты, как дурень, едешь сбоевым топором, мечтаешь бить по головам собственными руками, как…

Он запнулся, подбирая слово, Придон сказал зло:

– Как герой!.. Пусть как мужчина, в конце концов!

– А кто сказал, что если мужчина, – возразилАснерд, – то обязательно дурак? Попадаются и умные. Вот я, например.Всегда себе попадаюсь как самый умный.

– А что, выходят на поединки обязательно дураки?

– Не простые, – сказал Аснерднаставительно, – а отважные! Отважные дураки – это красота, это гордостьлюбого племени. Все, что делают, – прекрасно. И наполнено великим смыслом.Правда, словами такой смысл не передать, надо чувствовать. Отважные дураки –это символ любого народа. Без дураков племя не племя, ибо только дураки ведутнарод на свершения, на захват новых земель, а умные потом все это объясняюткрасивыми и умными словами. Если у дурака все получилось, то объясняют –почему, а если нет, то умно рассказывают, что было предельной дуростью вот такпоступить и вот так сделать.

Придон, совершенно сбитый с толку, пробормотал:

– Так что же… я не понял… хорошо или плохо быть умным?

Аснерд хохотнул.

– Наверное, хорошо. Не знаю, я сам им все еще не стал.Я говорил о том, что ты, как простой воин, ломишься вперед с топором в руке,хотя мог бы, как чародей…

– А чародеи что, не умные?

Аснерд развел руками. Конь, почуяв, что хозяин выпустилповод, попытался остановиться и пожрать малость чистого снега, но воеводасдавил сапогами бока, и конь вздохнул, пошел еще резвее.

– Вроде бы умные, ведь чародеи ж… но и дурости в нихМного. Ишь, что-то делают, строят, ломают, кого-то защищают, на кого-тонападают! А ведь умный уже с детства знает, что все на свете трын-трава, ничегоне изменишь, все люди – скоты, все бесполезно, нужно сидеть в своей норке и нерыпаться, ибо все вокруг сволочи.

Придон покосился на Аснерда, вздрогнул. Там, вдалеке, заспиной воеводы из серых туч вышла сверкающая белизной полуобнаженная женщина.

– Что это?

Аснерд быстро обернулся, в руке непостижимо быстро оказалсятопор.

– Где?

– Да вон же! – вскрикнул Придон. – Вон!

Он потыкал пальцем. Прекрасная женщина, как он виделотчетливо, идет по вершинам гор, однако ноги ее не касаются земли. Он сосладким в душе ужасом видел, как она свободно двигается в их сторону, вокруг –грязно-белые облака… Нет, не облака, это тяжелые снежные тучи появляются прямоиз складок ее одежды, из ее волос, из ее тела. На мгновение сама женщинастановится этими тучами, ее прекрасное тело растворяется, и тогда тучирасходятся от этого центра, как бегущие в ужасе овцы, и снова она идет прямо наних, ее тело прекрасно, но это тело бездушного белого мрамора… нет, холодногольда…