Он прав.

— Вы довольны собственной работой с делами, касающимися Томаса Квика? — интересуюсь я.

— Я не способствовал вынесению обвинительного приговора невиновному, — замечает Боргстрём.

— Это далеко идущее заявление, — говорю я.

— Хорошо. Добавлю всего одно слово: сознательно я не способствовал вынесению обвинительного приговора невиновному.

Боргстрём считает, что мне не мешало бы подумать, чем руководствовался в своих поступках Квик. Я отвечаю: именно этим вопросом я и занимался много месяцев.

Боргстрём не слишком доверяет моим словам, но напоследок пытается дать мне пищу для размышлений.

— Квик оказался в Сэтерской лечебнице в 1991 году после того, как его осудили за ограбление при отягчающих обстоятельствах. На дворе 2008-й, и его никогда не выпустят, даже если он потребует пересмотра дела.

— Разве это не находится вне вашей компетенции? — спрашиваю я.

— Да, но так я оцениваю ситуацию.

— Когда вы последний раз виделись со Стуре?

— Давно.

«И всё же вы готовы вынести пожизненный приговор своему бывшему клиенту», — думаю я.

Когда мы прощаемся, обстановка в адвокатской конторе «Боргстрём и Будстрём» накалена до предела.

Недочёты системы

Клаэс Боргстрём всё ещё виделся мне самой большой загадкой в деле Томаса Квика. Он был слишком умён, чтобы не замечать обмана, творившегося все эти годы, и слишком честен, чтобы сознательно способствовать столь крупному скандалу в правовой системе.

Так кто же он такой? И какие мысли бродят под его мальчишеской шевелюрой? До выхода программы остаётся около четырёх недель, и стоит выяснить ещё пару деталей. Я предпринимаю последнюю попытку получить доступ к фрагментам костей, а Йенни Кюттим гоняется за бесследно исчезнувшими материалами допросов. Сестра-близнец Стуре Гун находит свои дневники, где она записала дату допроса и имя полицейского, который с ней беседовал. Дело было в пятницу утром 19 мая 1995 года, и приходила к ней Анна Викстрём с каким-то местным стражем порядка. Мы уже пытались заполучить эти протоколы — как и данные допросов других братьев и сестёр Стуре. Йенни звонит Сеппо Пенттинену, чтобы, ссылаясь на записи Гун, сообщить: сокрытие подобных документов уголовно наказуемо.

Вечером того же дня копия допроса Гун приходит по факсу в студию SVT. Из протокола следует, что он прикреплён к расследованию убийства на озере Аппояуре.

На следующий день я принимаюсь изучать новые документы.

Гун начинает с рассказа о семье и доме. По её мнению, «школьные годы и время с семьёй в целом были очень хорошими».

«Гун говорит, что всегда считала Стуре очень одарённым и много знающим. Она вспоминает, что Стуре всегда читал газеты и новости, в результате чего стал очень образованным. Она также упоминает, что брат с самого детства интересовался политикой.

Стуре не увлекался спортом, и ему было сложно найти общий язык с одноклассниками. Поэтому он часто оказывался в стороне и общался в основном с Гун.

Гун иногда казалось, что одноклассники издеваются над Стуре; она припоминает, как однажды несколько ребят заперли его в уличном туалете на скотном дворе.

Сейчас Гун не может сказать наверняка, страдал ли Стуре от подобного обращения.

С остальными членами семьи они общались очень тесно, и сама Гун любила проводить время с братьями.

Учась в старших классах, Стуре немало времени уделял школьной газете.

О собственном детстве у Гун остались только хорошие воспоминания. Она вспоминает, что у отца был крутой нрав и нередко он, выйдя из себя, швырял на пол кастрюли. Причину конфликтов она не помнит, но помнит, что они быстро разрешались.

В терапевтических беседах Стуре упоминал, что подвергался сексуальным домогательствам со стороны родителей, и это стало “шоком” для Гун. Она говорит, что такого вообще не могло быть. Даже позднее, анализируя своё детство, она не могла себе представить ничего подобного».

Гун с теплотой вспоминает и время в Йокмокке, где они со Стуре учились в Народной школе. Однажды она увидела, как Стуре ходил у общежития и кричал. Она помогла ему успокоиться, но так и не узнала, что произошло. Уже тогда она начала подозревать, что брат пристрастился к наркотикам. Его пребывание в различного рода заведениях она также считала попытками взрослых избавить его от зависимости.

«Касательно признаний Стуре Гун поясняет, что информация, представленная в СМИ, и сведения, полученные от следователей, вызывают у неё сомнения. По её словам, поведение Стуре в последние годы вызывает у братьев и сестёр много вопросов. Причина в том, что они никогда не замечали в Стуре ничего особенного, кроме его наркотической зависимости, с которой, по их общему мнению, он боролся.

Ранее в ходе допроса затрагивался вопрос о сексуальных домогательствах родителей в отношении Стуре. Гун находит это заявление совершенно безумным и считает, что должны существовать какие-то другие мотивы, побудившие Стуре поступить так. Она говорит, что сама не раз вспоминала случаи, когда Стуре падал и так сильно ушибался, что терял сознание.

В конце допроса Гун просят кратко описать семью.

Мать Тира: заботилась о семье. Радостная, готовая прийти на помощь.

Отец Уве: молчаливый, постоянно в размышлениях, но всегда справедливый.

Старшая сестра Руна: радостная и приятная в общении.

Стен-Уве: непростой, его сложно понять, склонен всё анализировать, с крутым нравом, но приятный.

Турвальд: очень приятный человек, живущий своей жизнью.

Эрьян: вечный ребёнок, желает всем добра.

Стуре: приятный, экстраверт, умный.

Ева: вечно чирикает, радостная, экстраверт».

Нас с Йенни этот документ обнадёживает: значит, отсутствующие у нас материалы допросов всё-таки сохранились, и найти их можно у Сеппо Пенттинена. И всё же он выслал копию одного, а не двух допросов Гун Бергваль — причём только того, о дате и месте проведения которого мы точно знали. О допросе, на котором она рассказывает о конфирмации, подтверждающей алиби Стуре на момент убийства Томаса Блумгрена, по-прежнему ни слуху ни духу.

Как-то утром по пути в Стокгольм я под влиянием внезапного порыва набираю номер канцлера юстиции Йорана Ламбертца и интересуюсь, будет ли у него в это утро время встретиться за чашечкой кофе. Он приглашает меня в свой офис.

На дворе прекрасный зимний день. Я выхожу с вокзала, иду по мосту на остров Риддархольмен в сторону блистательного дворца, в котором теперь расположены рабочие комнаты канцлера. Ламбертц принимает меня в своём кабинете на втором этаже.

У канцлера юстиции много разных обязанностей, которые нередко вступают в противоречие друг с другом.

Канцлер юстиции — это главный омбудсмен правительства и адвокат государства. Он должен оказывать юридическую помощь правительству и представлять страну в судах. Если, например, государство ущемляет права какого-то гражданина, который