– Расстановка сил в кабинете тоже мало на что влияет, – спокойно указал МакГвайр. – Элоиза Причарт у нас президент, и по Конституции один её голос перевешивает голоса всех членов кабинета, вместе взятых. А если бы и нет: ты что, и вправду хочешь пойти на риск раздразнить Тома Тейсмана?

– Будь на его месте Пьер или Сен-Жюст, я бы не рискнул, – откровенно признался Джанкола. – Но этот другой. Он и вправду одержим идеей восстановления «власти закона». В противном случае президентом был бы он, а не Причарт.

– И если он решит, что ты бросаешь вызов этой самой «власти закона», у тебя появится возможность обменяться мнениями с Оскаром Сен-Жюстом, – сухо сказал МакГвайр.

– Не решит, пока всё, что я делаю, полностью укладывается в рамки Конституции, – возразил Джанкола. – Если я ничего не нарушу, он ничего со мной не сделает, не превысив свои полномочия, а на это Тейсман не пойдет. Это будет всё равно, что задушить собственного ребенка.

– Возможно, ты прав, – согласился МакГвайр после недолгого молчания. – Но если Причарт потребует твоей отставки, он, несомненно, её поддержит. Особенно если ЛеПик и министерство юстиции тоже выскажутся «за».

– Ну… может, да, а может, и нет, – с ехидной ухмылочкой сказал Джанкола.

– Что значит «нет»?

– Видишь ли, существуют разные взгляды на право президента отправлять в отставку членов кабинета исключительно по собственной прихоти.

– Смехотворное заявление! – решительно сказал МакГвайр.

Джанкола нахмурился.

– Нет, я согласен, не будь у неё такого права, было бы удобнее, – добавил Самсон примирительным тоном, – однако, Арнольд, прецеденты при старой Конституции толкуются однозначно. Министры кабинета исполняют волю президента, которая в любой момент может отправить в отставку любого из них по своему усмотрению.

– Не совсем так, – вставил Джейсон Джанкола. – Или, точнее, при новой Конституции не совсем так.

– Но ведь новая Конституция и есть восстановленная старая, – указал МакГвайр.

– В основном, – сказал старший Джанкола, снова перехватывая инициативу в разговоре. – Но если вы обратитесь к протоколу Конституционной Ассамблеи, а потом внимательно прочтете текст резолюции, заново утверждающей Конституцию, действовавшую до Законодателей, вы увидите, что второй абзац подраздела три гласит, что «все акты, законы, декреты и указы, вводящие в действие данную Конституцию, подлежат рассмотрению и одобрению данной Ассамблеей или Конгрессом, который станет её преемником».

– Ну и что? – озадачился МакГвайр.

– То, что, с определенной точки зрения, выбор Причарт членов её первого кабинета – кабинета, непосредственно осуществлявшего ввод старой Конституции в действие, – подпадает под определение тех самых «актов, законов, декретов и указов». В таком случае любые изменения, в одностороннем порядке вносимые ею в состав кабинета, подлежат утверждению Конгрессом. Особенно если речь идет о политически значимом изменении, касающемся лица, к которому при неспособности президента исполнять свои обязанности переходят президентские полномочия.

– Все это весьма туманно и спорно, Арнольд, – скептически сказал сенатор.

– Наверное, многие с тобой согласятся, – спокойно признал Джанкола. – Но некоторые могут и не согласиться. И, учитывая серьезный конституционный подтекст данного вопроса, особенно в период, когда ведущие политические институты республики еще пребывают в стадии становления, те, кто не согласен с видением проблемы, предлагаемым президентом, должны для прояснения передать вопрос в суд. И, разумеется, добиться приостановления полномочий президента до рассмотрения дела Верховным Судом.

– А я, – с плохо скрытым самодовольством добавил брат Арнольда Джейсон, – могу весьма ответственно заявить, что, если это случится, Верховный судья Таллингэм подойдет к рассмотрению проблемы со всей возможной скрупулезностью и объективностью.

– Вот как?

МакГвайр выпрямился и пристально посмотрел на Арнольда, которого, похоже, откровение брата не слишком обрадовало. Метнув на Джейсона сердитый взгляд, госсекретарь пожал плечами и снова повернулся к МакГвайру.

– Джефф Таллингэм – достойный доверия юрист. Он участвовал в Ассамблее с правом голоса. Он более чем серьезно относится к соблюдению решений Ассамблеи и духа Конституции. Именно поэтому я всячески поддерживал его кандидатуру на пост Верховного судьи.

В мозгах у МакГвайра что-то явственно щелкнуло, он присмотрелся к совершенно невозмутимому лицу Джанколы, и взгляд его стал пронзительно-острым.

– Все это чрезвычайно занимательно, – медленно проговорил он, – но на данный момент не актуально. Насколько мне известно, раскола в кабинете пока нет, и президент никому не предлагала уйти в отставку.

– Разумеется, – подтвердил Джанкола.

– И с чего бы вообще дело могло дойти до открытого раскола? На каком основании?

– Я бы предположил, что наиболее вероятной почвой для разногласий мог бы стать вопрос о необходимости настоятельно потребовать от манти возврата оккупированных систем и заключения приемлемого для республики мирного договора, – ответил Джанкола. – Разумеется, речь идет о сугубо гипотетическом предположении.

– Само собой. Но если продолжить рассмотрение этой гипотетической ситуации, хотелось бы понять, зачем какому-либо члену кабинета понадобится заострять этот вопрос, даже ценой возможного публичного разрыва с президентом?

– Он мог бы пойти на это, руководствуясь осознанием своего долга перед гражданами республики и ответственностью за сохранение её территориальной целостности, – ответил Джанкола. – Если нынешняя администрация выкажет неспособность или нежелание активно добиваться справедливого и устраивающего обе стороны мирного разрешения проблемы, это станет обязанностью того, кто сможет предложить Конгрессу и избирателям… альтернативный политический курс.

– Понятно, – тихо сказал МакГвайр.

В совещательной комнате воцарилось молчание. Затем МакГвайр откинулся назад, сцепил пальцы перед грудью и, искоса глядя на Арнольда Джанколу, вежливо спросил:

– Существует ли конкретная причина, делающая переход к столь энергичным мерам необходимым именно сейчас?

– Не исключено, – ответил Джанкола, подавшись вперед. Глаза его блеснули, маска вкрадчивой любезности спала, обнажив распаленное честолюбие. – Дело в том, что ситуация в Силезии складывается не в пользу манти, хотя сами они, надо полагать, об этом еще не догадываются. Едва ли им известно, что Канцелярия Иностранных Дел Империи официально запрашивала, какова будет позиция Республики в случае предъявления Империей требований по пересмотру существующих границ Силезской конфедерации.

– А почему в комитете по международным делам об этом ничего не слышали? – вскинулся МакГвайр.

– Потому, что запрос поступил только позавчера. К тому же он носил конфиденциальный характер и никак не влияет на нашу внешнюю политику. У Республики нет никаких интересов в Силезии, – сказал госсекретарь с едва заметной улыбкой, – и, стало быть, у нас нет причин впутываться в чьи-то там раздоры. Именно так я и сказал послу императора во время частного обеда.