— Как, ты сказал, тебя зовут?

— Энди.

— Точно. Энди! Что бы мне выпить, Энди? Ты ведь живешь здесь, да? Покажешь мне квартиру?

Тони внимательно смотрит на Энди. Энди не замечает его взгляда.

— Я не знаю, что тебе выпить, — отвечает он. — И это квартира Нэт. Уверен, она сама тебе все покажет.

Он улыбается Мел, но улыбаются лишь губы. Складка недоумения омрачает чело Мел. Она привыкла к тому, что мужчины хватаются за эстафетную палочку ее флирта обеими руками.

Мне становится ее жалко.

— Лично я думаю, тебе стоит попробовать «Советский удар», Мел, — советую я.

Тони, чье настроение к этому моменту из угольно-черного перерастает в черное как смоль, пихает Криса ногой. Судорожно дернувшись, Крис просыпается, морщит лоб и начинает стонать. Заметив Тони, он кое-как принимает сидячее положение.

— Ты! Нам с тобой надо кое в чем разобраться, — говорит он хриплым голосом.

— Да? Ну, давай, разберемся.

— Это ты подбил «Монстров» снюхаться с Пирсом, они нарушили контракт…

— Э-э, какой контракт? Разве у них был контракт? По-моему, нет. Еще что? Ничего? Вот и отлично. А теперь — заткнись.

Крис поднимается, с трудом удерживаясь на ногах.

— Но… но… А где моя рубашка? — бормочет он. — И дубленка?

— Вот твоя рубашка, — говорю я кротко, указывая на смятую, испачканную кучу на полу. — Боюсь, Бел еще не успела ее постира…

— Но зато закончила с дубленкой! — гордо похваляется Бел, потрясая чем-то, напоминающим замшу. — Правда, она немножко… немножко…

— Моя дубленка! Ты же испортила ее, мать твою! Ты, маньячка! Ты… Это же модельная вещь… да ты хоть знаешь, сколько я за нее отвалил?! Шесть с половиной сотен! Что ты… господи, голова просто раскалывается… все, я ухожу отсюда… зачем я вообще приходил… а вы, вы все тут… вешалки стоячие!

— Думаешь, тебя кто-то слушает? — говорит Энди.

— А что значит: «вешалки стоячие»? — интересуюсь я.

— Думаю, это значит: «придурки», — отвечает Энди. — Крис, должно быть, понабрался у каких-нибудь кокни!

— Да ты, я смотрю, у нас просто деспот, Тони, — воркующим голоском говорит Мэтт, пока Крис спасается бегством.

— Ты ведь не собираешься к нему клеиться, правда, Мэтт? — спрашивает Робби.

— Я столько времени угробила на эту его дубленку! — кричит Бел. — А он?! Ай, да пошел он! Все, я умираю с голоду. Иду в закусочную.

— Сомневаюсь, девушка, что вы найдете где-нибудь поблизости рыбу с картошкой!

Бел игнорирует Робби с его сомнениями и, нетвердо держась на ногах, делает вираж в сторону двери. Но тут в поле ее зрения попадает мой брат, и она останавливается.

— Ты ведь брат Нэт, так?

— Тебе-то что?

— Знаешь, — говорит Мэтт, — а ты и вправду гундос.

Я прицеливаюсь, пытаясь легонько пнуть Мэтта, но промахиваюсь.

— Перестань, Нэт, — говорит Энди. — В этой комнате только ты одна до смерти боишься Тони. Ой-ой-ой, наш Большой Папа-Мишка, с каких это пор ты у нас стал таким крутым?

Мел хихикает.

— Он не крутой, он самый милый! И, вообще, никто почему-то не спрашивает, как прошел спектакль.

— Никто не спрашивает, потому что все и так знают: ты была просто великолепна, дорогуша.

— Нет, я была ужасна! Спина болела, а ноги меня просто убивали. Это был не балет, а настоящая агония. Я была похожа на огромного, тяжелого слонопотама.

— Ерунда. Ты была легкой, блестящей, безукоризненной, — успокаивает ее Тони. — Правда, мне очень не понравилось, как на тебя пялился этот похотливый Оскар.

— Ну, — замечает Мэтт. — Все-таки это «Ромео и Джульетта».

— Я не с тобой разговариваю!

— Ой, смотрите, как все испугались, — ухмыляется Мэтт.

Пять голов дружно поворачиваются в сторону Тони. Он выглядит ошарашенным.

— Что?.. Не понял… Это что, подначка? Ты со мной подраться хочешь?

Пять голов дружно поворачиваются в сторону Мэтта.

— Ну, если ты настаиваешь.

Тони грубо хохочет.

— Хотел бы я на это посмотреть! И что же ты сделаешь? Ударишь меня своим ридикюлем?

Мэтт несколько раз быстро хлопает ресницами, демонстрируя, как ему все уже наскучило.

Тони наливается краской.

— Что? Что?! Ну же, давай! Пошли выйдем!

Уже через несколько минут Тони обнаруживает, что гомосексуалисты, — особенно если они родом из самой неспокойной части Эксмута, — прекрасно умеют постоять за себя. По крайней мере, один из них — умеет точно. Мэтт сбивает моего брата с ног первым же ударом. И несмотря на то, что затем портит весь эффект, пролив пару слезинок по поводу своих ушибленных костяшек, Энди и Робби провозглашают его героем сегодняшнего вечера. В глубине души не могу с ними не согласиться.

Телефон начинает трезвонить в 10:39, вытряхивая меня из сна, тревожного, дерганного, похмельного, сна, после которого чувствуешь себя еще более усталой.

— Пора вставать, лентяйка.

— Алекс, — скрежещу я. — Ты в порядке? (Раскалывающаяся голова и бурлящий желудок соглашаются со мной: «Ты в порядке?» — для них сейчас более выполнимо, чем «Доброе утро! Как поживаешь?»)

— Все отлично, спасибо, Натали. Ты-то сама как?

Говорю неправду.

— Вот и хорошо. Ну, какие еще номера откалывала в выходные? Что-нибудь интересненькое?

Полагаю, мои подвиги все же пока несколько тяжеловаты для нашей едва-едва зарождающейся дружбы, а потому снова говорю неправду.

— Звучит потрясающе! Слушай, у меня тут для тебя кое-какие новости. — Голос у нее громкий, как у командира на параде. — Вчера я разговаривала с Робином, моим преподавателем по пилатесу. Сегодня я как раз собираюсь к нему в студию, так вот, я сказала ему, что у меня есть подруга, которая хочет пройти обучение. И он ответил, что с удовольствием расскажет тебе об учебном курсе. В общем, если ты настроена серьезно, то Робин — это именно то, что тебе нужно. Можем встретиться у него в студии, в четыре. Если же ты занята, то договоришься по телефону на какое-нибудь другое время.

Я хриплю:

— Нет-нет, я свободна, увидимся в четыре.

Пошатываясь, тащусь на кухню и заношу детали встречи в мой громадный (размером где-то с «Кадастровую книгу»[72]) деловой ежедневник. Энди дома нет — что вовсе не удивительно. Мы прекрасно справляемся с задачей, стоящей перед большинством семейных пар: на публике мы замечательные друзья, а в остальное время старательно избегаем друг друга. Закусив губу, перемещаюсь в гостиную — и бледнею от ужаса. По виду и запаху она сейчас напоминает ночлежку. В нос шибает смесь псины и алкоголя. Повсюду валяются пустые бутылки, а на светлом, отполированном паркете — засохшая лужа вишневого ликера. Разноцветные пластмассовые осколки «Выскочки-Пирата» — кажется, это Энди случайно на него наступил, — втоптаны в ковер. А бежевая замша на моем любимом диванчике выглядит липкой.