Ирис хлопотала по хозяйству, не то, чтобы не доверяя управляющему — просто ей хотелось быть уверенной, что домочадцы ничем не уронят чести и достоинства своего хозяина и выкажут высочайшему гостю всё уважение и радушие, на какое способны.

Но нет-нет, да и подносила руку к затылку.

Ниже самой линии волос время от времени яростно зудели три точки, те самые, расположенные треугольником, которые, по словам Ансы-Ну-Рии, присутствовали и у Хромца. На том же самом месте.

И свербеть они начали сразу же после его придирчивого осмотра.

И долго ещё не унимались… Пока, поздно ночью, Солнцеликий не покинул дом великого лекаря, своего уважаемого и бесценного друга.

* * *

— Скажи, мой мудрейший друг, что для тебя эта девушка?

Тлеющие огоньки семи курильниц разом мигнули, словно поразившись откровенному вопросу Повелителя.

Поправив специальными щипчиками палочку тонких благовоний в фарфоровой подставке, Аслан-бей задумался.

— Светоч жизни моей. Радость очей, отрада сердцу, отдохновение души — вот кем она для меня стала.

Со вздохом султан откинулся на диванные подушки, кутаясь в просторный халат, богато отделанный мехом.

— И почему я не удивлён? Впрочем, знаю, почему. Той малости времени, что я видел вас сегодня вместе, оказалось достаточным, чтобы понять: вы, если и не читаете мысли друг друга, то угадываете. С полувзгляда, с полужеста… Вот уж не ожидал. Отрадно. А теперь скажи мне, старый мой друг, мудрейший… или, может, хитрейший?

Лекарь чуть заметно улыбнулся. Протянул сухощавые ладони к огню жаровни, наслаждаясь теплом. Неяркое пламя отразилось в ободке обручального перстня, подчеркнув тенями одно из божественных имён, выгравированное на серебряной поверхности.

— И ведь не боишься, — удивлённо и каким-то одобрением отметил Хромец. — Хотя, готов поспорить, давно уже знаешь, о чём спрошу. Знаешь ведь? — Старец кивнул. — Ну, хорошо, если тебе всё же нужно, чтобы я непременно озвучил свою мысль… Скажи: что для меня эта девушка? Или кто?

— Твоя внучатая племянница, — просто ответил старец. — Дочь Баязеда и прекрасной Найрият, отравленной из зависти коварной Айше, что не пожалела даже её крошечных сыновей. Отец отослал малышку от себя, чтобы не напоминала о потере, потому-то ей и удалось избежать гибели, когда вырезали всех, кто хоть как-то мог перейти дорогу твоим будущим наследникам.

Глубоко вздохнув, Тамерлан потянулся за чубуком кальяна. Затянулся. Помолчал.

— Что даёт тебе основание думать, что я не завершу начатого пять лет назад? Хм, может, и впрямь не завершу, но… мне любопытно: неужели ты настолько изучил меня, что предугадал и теперешнее объяснение, и то, что я не потороплюсь гневаться? Право, несмотря на то, что я не только называю, но и считаю тебя верным другом — я уже в сомнении: не пора ли мне тебя опасаться?

Аслан-бей негромко рассмеялся. На его ладони весело заплясали живые огоньки, складываясь в цепочку-ожерелье.

— Никогда, слышишь, никогда, венценосный друг мой, я не использовал свой дар даже во вред врагам, не говоря уже о друзьях. В моей верности и искренности можешь не сомневаться. Это всё годы, годы, прибавляющие опыт, знание людской натуры, умение видеть сквозь наносное то, что таится внутри… Спрашиваешь, почему я не трепещу? Да ведь ты сегодня совсем не тот, что когда-то вошёл в ТопКапы на плечах янычар-предателей, которых ты, кстати, потом и вырезал каждого десятого, и что удивительно — не вызвал среди них даже ропота. — Предостерегающе поднял руку. Огненное ожерелье осело на его деревянных чётках, впитавшись в полированные бусины. — Не хочу сказать, что, дескать, тогда ты был жёстче или мужественнее, а потому — отправлял на смерть, не задумываясь, а сегодня умягчился или размяк, о нет. Просто тогда, в миг возвышения, ты в развитии своей души устойчиво занимал ступень Воина, Завоевателя, для которого свирепость и неукротимость неотъемлемы, как для бури разрушительные ветра и смерчи. Но именно тогда, пять лет назад, ты шагнул выше, став Государем. А это означает, что мыслишь и поступаешь иначе. Ты относишься к типу гибких личностей, которые со временем меняются, не изменяя себе. Как Государь…

Он вздохнул, переводя дыхание. Хромец обеспокоенно взглянул на побледневшее лицо старца, выделяющееся светлым пятном в полумраке библиотеки. Подался вперёд, но Аслан-бей остановил его успокаивающим жестом.

— Это просто усталость, друг мой. В мои годы трудно находиться на ногах весь день, а я совсем забылся… Моя рыжая отрада несколько раз крутилась под дверьми, но так и не осмелилась напомнить о полуденном отдыхе. Так что — ты прав, дорогой мой, мы с ней и впрямь чувствуем друг друга. Не беспокойся, я уже подтянул силы из этого пламени, им остаётся лишь равномерно напитать уставшее тело… Так вот: пять лет назад, как Воин, ты бы, не раздумывая, послал эту девочку на смерть. Сегодня, как Государю, тебе стоило лишь заподозрить, что она — одной крови с тобой, и ты… задумался. Какую пользу можно извлечь из этого родства? Кровью не разбрасываются. Я прав?

Сощурившись, Хромец смотрел на пламя, машинально отстранив от себя чубук наргиле. Из мундштука сиротливо тянулась струйка душистого дыма.

— Ты назвал меня Государем… Из твоих уст услышать это признание — награда.

— Да ведь так и есть, — спокойно ответил старец. — Дни завоеваний позади. И не потому, что ушли годы юности и ранней зрелости, а потому, что ты их перерос. Война для тебя нынче — детская забава, порядком приевшаяся. Если птенец, истосковавшись по родной скорлупе, сможет-таки однажды в неё втиснуться — счастье его будет недолгим, довольно скоро он поймёт: в прежней, привычной оболочке слишком тесно. Так и ты. Политик и правитель, ты мыслишь иначе, чем вчерашний рубака.

В раскосых глазах Повелителя играло пламя.

— Не буду спрашивать, давно ли тебе известно её происхождение, — медленно сказал он. — В сущности, это неважно. Но ты прав: есть у меня одна задумка, как можно будет использовать её родство со мной…

— После того, как она овдовеет, — спокойно довершил старый лекарь. — Не раньше.

— Ты и это просчитал? Воистину, счастье, что твоя умнейшая голова сидит на плечах друга, а не заговорщика!

Тихий смех прозвучал в ответ.

— Я знаю тебя не первый год, отчего же мне не предугадать некоторые твои поступки? Но… ты же понимаешь, что не в наших с тобой интересах объявлять на весь мир о той, что…

— Ты прав. Ни к чему. Пусть это останется между нами.

С видимым облегчением Аслан-бей откинулся на спинку дивана.

— Я не забуду твоей душевной щедрости, венценосный друг мой. Придёт время — и я отплачу, поверь.

— Полно, скажи-ка лучше… — Султан ожесточённо потёр шею. — Та родовая отметина, доставшаяся мне от самого Эртогрула, полдня непрерывно свербит; не оттого ли, что чует родственную кровь? Но если так — почему раньше этого не случалось?