«Лучше я его вообще выброшу, – подумала Алёна, бродямежду рядов Средного рынка (идти на Мытный, где торгует этот чокнутый Рашид, –нема дурных!) и ужасаясь ценам, которые выглядели просто-такинеприлично. – А то вдруг у меня когда-нибудь родится дочка, ну и возникнуту нее какие-то трудности, так чтоб не было искушения первым делом в монастырьбежать!»

Мысль о том, что она сама когда-то, давным-давно, собираласьв монастырь, сейчас казалась гораздо более нелепой, чем вдруг проснувшиесямечты о дочке. Не рановато ли? И вообще неизвестно еще, сможет ли онакогда-нибудь родить после всех тех противозачаточных таблеток, которые ей приходилосьпить в Аммане, уж в чем-чем, а в них недостатка не было…

Чтобы отвлечься от воспоминаний, не дать им вторгнуться в ееновую жизнь, в новое настроение, Алёна обратила внимание на цены. Да, этооказалось радикальным средством! Мясо по пятьдесят рублей. Где это видано? Оночто, с золотым обрезом, что ли?! А помидоры по тридцать? А огурцы… Ладно, шут сними, с огурцами, но помидоры нужны непременно – для салата и для борща. И ещемного чего нужно.

Через полчаса сумка у нее набралась – не поднять, а кпомидорам все еще страшновато было подступиться. «Да ладно, – сказала себеАлёна. – Однова живем, в конце-то концов!»

Она пригляделась к продавщицам. Отец, который обожал ходитьна базар, еще в детстве научил никогда ничего не покупать у торговок с отталкивающимилицами. Впрок, дескать, такой товар не пойдет! Правда, иногда это правиловступало в коренное противоречие с качеством продукта – вот как сейчас,например.

В начале июня трудновато найти хорошие, по-настоящему спелыепомидоры, но все-таки у одной из торговок они были. Как на беду, физиономиейэтой толстой женщины резкого восточного типа можно было пугать маленьких детей.Обрюзгшая, с темными кругами под жгучими глазами навыкате, усатая вдобавок…Рядом стояла хорошенькая русская девчонка, и, хоть она продавала бурые восковыемуляжи из Горьковского овощесовхоза, к ней выстроилась очередь. Неужели всепокупательницы вдруг сделались так чувствительны к физиогномике, изумиласьАлёна, но тотчас поняла, что смазливое личико тут ни при чем. Просто у кавказскойдамы ее сочный, ярко-красный, спелый и даже на вид вкусный товар был на десятьрублей дороже, чем у остальных продавщиц.

«Для «новых русских», что ли, старается?» – подумала Алёна,бросая прощальный взгляд на красивенькие помидоры и пристраиваясь в хвосточереди к овощесовхозным муляжам. Хотя женщина, которая подошла к усатойтолстухе и заговорила с ней, не слишком была похожа на «новую русскую».Приличная тетенька лет под сорок, несколько даже унылого вида, в почтенномльняном костюме и соломенной шляпке с черными розами. «Это что, траур илипросто вкус такой?» – размышляла Алёна, от нечего делать разглядывая ее широкуюспину.

Спина почему-то казалась знакомой. Кто-то еще вот так жегорбился, поднимая не по-женски крутые плечи, кто-то еще так же нависал надприлавком, низко опуская голову… Да не над прилавком, при чем тут прилавок?Фаина, Фаина Павловна Малютина, о которой Алёна не может вспоминать без дрожи,точно так же нависала над хирургическим столом или гинекологическим креслом,как если бы собиралась не деликатнейшую операцию делать самыми кончикамипальцев, а рвать беззащитную женщину руками на части.

Алёна отвернулась, почувствовав, что ее замутило отвоспоминаний. И тут же словно ударило в виски – разом с двух сторон, маленькимимолоточками, да так больно! Она оглянулась и, не веря своим глазам, уставиласьна Фаину Павловну, которая, горбя полные плечи, обтянутые бледно-желтым льнянымпиджаком, перебирала помидоры, одновременно слушая то, что ей быстро и тихоговорила продавщица.

Алёна смотрела не отрываясь. Хотелось броситься к Фаине,обрушить на нее хозяйственную сумку бабы Вари, набитую доверху, а потомутяжелую, как пудовая гиря, хотелось громко закричать, рассказать всем людям,что сделала с ней Фаина, и за что, за что?!. Но она не могла двинуться с места,только все тяжелее наваливалась на край прилавка.

– Женщина, вы стоите в очереди или просто так стоите? –раздраженно спросил кто-то рядом, и между Алёной и прилавком кто-то втиснулся,подтолкнув ее к Фаине.

Стало страшно. Вот сейчас Фаина повернется и увидит ее. И…

Алёна не знала, что тогда случится, но допускала все, чтоугодно, даже что Фаина каким-то неведомым, невообразимым способом снова закинетее в Амман, в насквозь продутую кондиционером, полутемную квартиру Алима, гдена полу в гостиной все еще лежит полуразложившийся труп с проломленнымзатылком.

Рвотный спазм потряс Алёну, она судорожно сглотнула – ипочему-то стало легче. Даже туман перед глазами слегка рассеялся: словнонарочно для того, чтобы она могла увидеть, как усатая продавщица нырнула рукойв свою обширную пазуху и выудила оттуда небольшой белый сверточек, обернутыйеще и в полиэтиленовый пакет. Послышался сдавленный гортанный голос:

– Вот. Пять тысяч дол-ла-ров…

Похоже, каждый звук давался торговке с трудом. Она умолкла,но Фаина сделала внезапное хищное движение к ней, и женщина торопливо добавила:

– И еще одна тысяча отдельно, вашей соседке. Я сделала все,как вы сказали, да-ра-га-я. Канэшна, вы можете пересчитать деньги. Нет, здесьне на-да, лучше в каком-нибудь уголке…

– В уголке? – ядовито переспросила Фаина. – Ну да,как позавчера вечером, когда Рашид меня чуть не убил в укромном уголке моегособственного двора! Уж лучше я их дома пересчитаю. Но имейте в виду, Бюль-БюльМусатовна, я оставляю у себя показания моей соседки: просто как гарантию длятого, чтобы вы с вашим бешеным сыночком не задумали обчистить мою квартиру впоисках этих денег. Как гарантию от новых нападений!

– Что вы, что вы, да-ра-гая! – Толстощекое лицо ещебольше набрякло, и слезы покатились из черных глаз. – Я все сделала, каквы сказали, а Рашида можете больше не бояться. Мы с мужем решили отослать его вГёкчай, вы же знаете, его бабушка, а моя свекровь…

– Да пусть она сдохнет, ваша свекровь, – грубо отрезалаФаина, и плачущая толстуха в ужасе махнула на нее рукой. – Давно надо былоспровадить этого вашего безутешного Ромео! Кстати, вы узнали то, о чем япросила?

Какое-то время женщина тупо смотрела на нее черными глазами,в которых дрожали огромные, выпуклые, как увеличительные линзы, слезы, потомвоскликнула дрожащим голосом:

– Ах да! Канэшна, только…

Снова это хищное движение Фаины:

– Только что?!

– Я позвонила туда, – испуганно забулькала женщина поимени Бюль-Бюль, – но почему-то не отвечал телефон.

– Так надо было позвонить еще раз!

– Вах, я звонила двадцать раз! Но телефон не ответил.Канэшна, может быть, господин Кейван куда-то уехал, например, на отдых…