И в левом углу бумаги красуется печать:

Штаб 4[-го] района Забайкальского фронта Р. С. Ф. С. Р. [1641]

Достоверность данного документа не стопроцентна, однако он вполне соответствует нравам той эпохи. Когда командиру 1‐го Бийского полка Галанину остальные начальники стали высказывать претензии относительно его связи с 15–16-летней, тот, рассердясь, направился в штаб дивизии и получил от И. Я. Третьяка «…документ на право возить с собой молодую девочку. Пришол и этим гордится, что [„]мне начдив разрешил, а вы что мне указываете[“]»[1642]. Один из видных большевиков хвастливо писал боевой подруге в личном письме из Тувы (село Уюк) в конце декабря 1921 года о своем праве распоряжаться раздачей женщин заслуженным бойцам: «Сейчас… эвакуируем банду Бакича в Сибирь… есть много женщин, на которых мне как „главе“ края подают требования, но сам я не обзавелся не (так! – А. Т.) одной, хотя мое служебное положение требует иметь целый гарем»[1643]. Из этого письма становится понятно, как выглядели обозы красных военачальников – обозы, в которых могли везти толпы бесправных наложниц[1644].

Между тем в чекистских сводках за начало 1922 года давались подробности разгула победителей в Туве, а вина за разврат и «шпионаж» перекладывалась на сексуальных рабынь:

В Урянхае много осталось «роскошных жен» офицеров Бакича, совершающих большие подвиги в совращении местных Советских и военных работников на пути «страсти нежной». Дело доходит до дуэлей, как между совращаемыми, так и между совратительницами. Из последних особенно отличается бывшая наперсница самого Бакича, живущая с предкрайревкома т. [Г. Я.] СТРЕЛКОВЫМ. Население и красноармейцы 231[-го] полка возмущены подобными явлениями. Особо[пограно]тделением [№ 3] приняты срочные меры к удалению соблазнительного элемента из пограничной полосы, тем более что влияние его начало распространяться и на сотрудников ОПО [особого погранотделения № 3], а также, главным образом, потому что бывшие бандитки могут оказать успехи и в свойственной им области шпионажа и контрреволюции[1645].

На территории Монголии красные части тоже часто не только грабили, но и насиловали. В сентябре 1921 года помощником инспектора кавалерии ДВР отмечалось ежедневное пьяное дебоширство комбрига Троицкосавской бригады Денисова, который также «изнасиловал двух монголок в Урге в присутствии 10 бойцов коммунистов»[1646].

Повышенной склонностью ко всем видам насилия отличались в Гражданскую войну иррегулярные части. Разгулу сексуальной преступности способствовали и некоторые этнографические особенности зауральских крестьян. Известно, что в сибирской деревне среди молодежи существовал обычай групповых изнасилований девушек[1647]. Кадетская «Свободная речь» 14 декабря 1918 года писала: «Наша деревня никогда так не упивалась самогонкой… никогда не было такого разврата, как теперь. Прелести Венеры так же процветают в деревне, как и в городе, а ведь раньше деревня их не знала». Отсутствие уважения к женщине, распущенность нравов вкупе с классовой ненавистью дали свои плоды.

В годы партизанщины массовые изнасилования были повсеместной мрачной реальностью, хорошо известной современникам. Повстанцы считали всех женщин своей законной добычей: насилию подвергались жены священников, чиновников, офицеров и купцов, сестры милосердия, учительницы[1648], но при случае партизаны охотно набрасывались и на крестьянок, нередко малолетних, из соседних селений. В июне 1919 года члены шайки П. К. Лубкова в селе Колыон Мариинского уезда подвергли групповому изнасилованию учительницу, которая от потрясения сошла с ума[1649]. Бывали эпизоды, в которых сексуальная подоплека могла послужить главным побуждением к налету: так, 12 ноября 1919 года красный отряд занял ночью село Шестаковское Мариинского уезда, партизаны «взяли силой девицу Степаниду Семёновну Матыцыну 16 лет и[,] угнав несколько лошадей[,] скрылись неизвестно куда»[1650].

Партизанские шайки часто захватывали женщин – под видом заложниц – в сексуальное рабство; после надругательств несчастных обычно убивали. Массовые убийства женщин красными известны для весны–лета 1918 года в Семиречье[1651]. В алтайских селах тем летом бойцы отряда П. Ф. Сухова не только занимались безудержным грабежом и расправлялись с пленниками, но и забирали с собой жен и дочерей священников: «В Вознесенском… жена местного священника подверглась гнусному насилию и была уведена бандою. <…> В Бутырском уведены теми же бандами священник и его взрослая дочь»[1652]. Минусинская газета писала о партизанах: «При захвате какой-либо деревни в первую очередь начинается грабеж хороших лошадей и охота за красивыми женщинами. У некоторых коммунистов имеется по две и более коммунизированные… крестьянские девушки»[1653]. Партизаны Амурской области, среди которых было много китайцев, корейцев, мадьяр и кавказцев, нападая на деревни, нередко уводили с собой женщин[1654].

Во время погрома барнаульского Богородице-Казанского женского монастыря партизанами в конце 1919 года «многие монахини были убиты, изнасилованы»; некоторым из них удалось бежать и рассказать о случившемся[1655]. Известный мемуарист, описывая обнаружение многочисленных останков белых на берегу одного из притоков Енисея весной 1920 года, отметил: «…мы наткнулись на труп истерзанной женщины, с первого взгляда на который было понятно, что пришлось пережить несчастной, прежде чем благословенная пуля положила конец надругательствам. Неподалеку от убитой было что-то вроде навеса из сучьев, все пространство под ним было завалено бутылками и консервными банками – видимо, зверское убийство предварял развеселый пир»[1656]. В конце того же года партизаны Н. А. Каландаришвили не только грабили коренное население, но и насиловали бурятских женщин и девушек[1657].

Очевидец партизанщины на Алтае честно упомянул сразу о нескольких эпизодах группового насилия со стороны дивизии И. Я. Третьяка в Бийском уезде, относящихся ко второй половине 1919 года: «Партизанские полки простояли в [селе] Смоленском около десяти дней и снова ушли на Алтайск… После их ухода остались не один десяток порушенных девок и забрюхатевших баб…» Когда партизаны в декабре того же года в очередной раз захватили станицу Чарышскую, «…сотни девушек стали женщинами, а женщины сделались невольными изменницами своим мужьям»[1658]. Объективность воспоминаний В. Н. Швецова подтверждается архивными документами, которые цитируют современные исследователи.

Во время Зиминского восстания постоянными и массовыми были изнасилования казачек в станицах Бийской линии. Станица Антоньевская в августе 1919 года оказалась так разгромлена красными, которые «насиловали женщин и девушек, детей бросали в воду», что была оставлена жителями[1659]. Казаки Бийской линии, жалуясь в ревкомы, в феврале 1920 года утверждали, что в казачьих поселках партизанами совершается масса изнасилований, девушки и женщины вынуждены прятаться, «развиваются всевозможные венерические и прочие заболевания»[1660].

Эти обвинения подтверждаются официальными сведениями. Комиссар юстиции Алтгубревкома 30 декабря 1919 года отмечал, что «стоящие