– Прошу вас, не тревожьтесь, – спокойно произнес я. – У меня нет ни малейшего желания вас убивать. Я не какой-то заурядный убийца, движимый животными инстинктами. Вы забываете: неаполитанцы – горячие и страстные натуры, но в то же время им присуще изящество, особенно если дело касается мести. Я привез вас сюда, чтобы возвестить о своем существовании и предоставить вам доказательства этого. Встаньте, прошу вас, у нас масса времени, чтобы поговорить. Немного терпения, и я все проясню. Встаньте!

Она подчинилась, нехотя поднявшись и издав долгий, прерывистый вздох. Когда она выпрямилась, я презрительно рассмеялся.

– Как! У вас не найдется для меня слов любви?! – воскликнул я. – Ни поцелуя, ни улыбки, ни ласкового взгляда? Вы говорите, что узнали меня… Что ж! Разве вы не рады видеть своего мужа? Вы, бывшая такой безутешной вдовой?

По ее лицу пробежала судорога, она заломила руки, но не сказала ни слова.

– Послушайте! – продолжил я. – Я много что должен вам сказать. Когда я вырвался из лап смерти, когда вернулся домой, то обнаружил, что мое место уже занято. Я явился как раз вовремя, чтобы стать зрителем очаровательной пасторальной пьесы. Сцена на дубовой аллее, а актеры – вы, моя жена, и Гвидо, мой друг!

Она подняла голову и тихонько вскрикнула от испуга. Я сделал к ней пару шагов и заговорил быстрее:

– Слышите? Светила луна и пели соловьи – да, декорации были великолепными! Я наблюдал за развитием комедии. С какими чувствами – вы сами можете себе представить. Я узнал для себя много нового. Мне стало известно, что для дамы с таким большим сердцем, как у вас, и с такой чувственной натурой одного мужа недостаточно. – Тут я положил руку ей на плечо и посмотрел ей в глаза, расширенные от ужаса и в отчаянии воздетые ко мне. – Я также узнал, что через три месяца семейной жизни со мной вы обзавелись еще одним мужем. Нет-нет, отпираться бесполезно! Гвидо Феррари был вам мужем во всем, кроме имени. Я взял ситуацию в свои руки и принял чрезвычайные меры. Обман за обман, комедию за комедию! Остальное вы знаете. И не можете отрицать, что я прекрасно сыграл роль графа Оливы! Я ухаживал за вами во второй раз, но не так настойчиво, как вы обхаживали меня! Я женился на вас во второй раз! Кто посмеет отрицать, что вы целиком моя – душой и телом, пока смерть не разлучит нас?

Я разжал руки, и она рванулась от меня, как блестящая раненая змея. Слезы у нее на щеках успели высохнуть, лицо ее сделалось неподвижным и приобрело восковой оттенок, как у трупа. Сверкали лишь ее темные глаза, казавшиеся неестественно огромными, лучившиеся зловещим сиянием. Я отступил в сторону, повернул свой гроб набок и уселся на него с таким безразличием, словно это было мягкое кресло в гостиной. Взглянув на нее, я увидел, как ее лицо на мгновение озарилось. Судя по всему, ей в голову пришла какая-то мысль. Она стала медленно отходить от стены, к которой прислонилась, со страхом глядя на меня. Я продолжал сидеть на своем месте.

Медленно, очень медленно, не сводя с меня глаз, она маленькими шажками двинулась вперед и прошла мимо меня. А затем внезапно рванулась, добежала до лестницы и торопливо взлетела по ступенькам, словно загнанный олень. Я улыбнулся сам себе. Я слышал, как она трясла решетку двери, изо всех сил напрягая свои нежные руки, и несколько раз громко позвала на помощь. Ответом ей стало зловещее эхо склепа и яростный вой ветра, бушевавшего в кронах кладбищенских деревьев. Наконец она завизжала, словно дикая кошка, шелест ее шелкового платья быстро скатился вниз по ступенькам, и, прыгнув, словно молодая тигрица, она оказалась передо мной с лицом, злобно налитым кровью и вернувшим себе часть былой красоты.

– Отоприте дверь! – вскричала она, яростно топнув ногой. – Убийца! Предатель! Ненавижу вас! И всегда ненавидела! Отоприте дверь, говорю вам! Вы не смеете меня здесь держать, у вас нет права меня убивать!

Я холодно взглянул на нее. Поток ее словоизлияний внезапно стих: что-то в моем лице ее напугало. Она вздрогнула и отшатнулась.

– Нет права! – насмешливо отозвался я. – Я от вас кое-чем отличаюсь! Мужчина, женившись на женщине, обладает некоторыми правами на жену, а женившийся на одной и той же женщине дважды обладает над ней вдвое большей властью! Что же до «не смеете», то нынче ночью для меня эти слова не существуют.

Тут я поднялся и подошел к ней. Кровь моя кипела от негодования, я крепко схватил ее белые руки и сильно их сжал.

– Вы говорите об убийстве, – гневно прошептал я, – вы, которая безжалостно убила двух человек! Да падет их кровь на вашу голову! Я хоть и уцелел, но чувствую себя живым трупом того, кем был прежде. Надежда, вера, покой – все хорошее и доброе во мне уничтожено вами. Что же до Гвидо…

Она прервала меня громким, полным слез криком:

– Он любил меня! Гвидо любил меня!

– Да, он любил вас, о дьявол в женском обличье! Он вас любил! Идите сюда, сюда! – И в ярости, которую уже не мог сдерживать, я потащил ее, почти понес в угол склепа, где свет факелов едва рассеивал темноту, и показал наверх. – Прямо у нас над головами, чуть левее, покоится тело вашего молодого и сильного возлюбленного, медленно разлагаясь во влажной земле, – и все из-за вас! Его благородную красоту сейчас уничтожают черви с красными пастями, а его пышные локоны расчесывают мерзкие насекомые, на месте его бедного хрупкого сердца зияет огромная рана…

– Это вы его убили… вы в этом виноваты, – лихорадочно простонала она, пытаясь отвернуться.

– Я его убил? Нет-нет, не я, а вы! Он умер, когда узнал о вашей измене, когда узнал, что вы отвергли его ради брака с предположительно богатым пришельцем. А мой выстрел лишь положил конец его мучениям. Вы, вы радовались его смерти, радовались ей так же, как и моей! И вы говорите об убийстве! О, подлейшая из женщин! Если бы я мог, я бы убил вас двадцать раз. Но что с того? Ваши грехи перевешивают любую кару! – И я с презрением и отвращением оттолкнул ее.

На сей раз мои слова попали прямо в точку. Она в ужасе съежилась, плащ с соболями распахнулся, едва прикрывая ее, ее бальный наряд предстал во всей своей красе, а бриллианты у нее на груди вздымались вверх и вниз, когда она тяжело дышала от волнения, ярости и страха.

– Не понимаю, – угрюмо пробормотала она, – почему вы обвиняете меня! Я ничем не хуже других женщин!

– Не хуже! Не хуже! – вскричал я. – Позор вам за то, что вы этим оскорбляете свой пол! Уясните себе, наконец, что мужчины думают о неверных женах, – возможно, вам это неизвестно. Романы, которые вы читали в полные роскоши и праздности часы, возможно, поведали вам, что в неверности нет никакого греха. Это лишь незначительный проступок, который легко можно простить или исправить бракоразводным процессом. Да! Нынешняя литература и драматургия учат именно этому: там мир перевернут с ног на голову и пороки выглядят добродетелями. Но я скажу то, что может показаться вам странным и удивительным! Для настоящего мужчины нет животного, предмета или явления природы более омерзительного, отталкивающего и отвратительного, чем неверная жена! Трусливый убийца, поджидающий жертву в темноте за дверью и бьющий ее ножом в спину, когда та безоружной проходит мимо, – он, говорю я вам, куда больше заслуживает пощады, нежели женщина, которая берет имя мужа, его честь, положение в обществе и репутацию среди людей своего круга и, прикрываясь ими, неразборчиво и бесстыдно выставляет напоказ свою красоту, словно некий товар, на потребу тому, кто даст наибольшую цену! Да, пусть французские романы и подобное им чтиво утверждают все, что им угодно, – измена остается преступлением, низким и жестоким, как убийство, если не хуже, и заслуживает столь же сурового наказания!