я не знал про Снефрид… – Арнор вдруг запнулся и вытаращил глаза. – Вру. Знал. Он ведь мне сказал, – Арнор взглянул на сестру, – что-то такое: нечто сейчас тебя огорчает, а потом ты будешь этому радоваться, придет снег и принесет тебе мир. Сказал, что не понимает этого, а я подумал, такую бессмыслицу и нельзя понять. Теперь-то я все понял!

– И что же?

– Я тогда жалел, что Ульвара убили. Но если бы его не убили, Снефрид не досталась бы мне. И покойник пытался назвать мне ее имя, только сам этого не понял[54]!

Когда все доели и стали расходиться, а Алдыви собирала миски и ложки, Эйрик сделал Арнэйд знак остаться на месте.

– Ждите меня снаружи, парни, – сказал он телохранителям. – Мне нужно поговорить с госпожой о важном деле.

Арнэйд встревожилась: неужто Эйрик желает немедленно остаться с нею наедине, раз уж дух покойного мужа покинул дом? Однако вид у Эйрика был вовсе не игривый, а скорее деловитый.

– Поди сюда, – когда хирдманы вышли, он поманил ее ближе.

Она подошла, и он сидя обнял ее за талию, так что теперь она смотрела ему в лицо сверху вниз. Как всегда, ее охватило томительное волнение, смесь тревоги и удовольствия.

– Послушай, ты сейчас можешь точно сказать, беременна ты или нет?

– Что? – охнула Арнэйд, и кровь бросилась ей в лицо.

Арнор недавно спрашивал ее об этом, но подобный вопрос от Эйрика привел ее в ужасное смущение.

– А что – старый заяц был совсем ни на что не годен?

– Да нет, годен… – пробормотала Арнэйд, отворачиваясь. – Муж как муж… Что тебе до этого?

Еще чего не хватало – обсуждать с Эйриком ее супружеские дела! Эйрик успокаивающе погладил ее по боку, потом еще немного развернулся и поставил ее между колен.

– Ну тогда это важно. Семь дней назад он был еще жив, и если весной у тебя родится ребенок, я же должен точно знать, чей он. Не бойся, я не сделаю ему ничего плохого, но я должен быть уверен, мой это наследник или нет.

Арнэйд закрыла лицо руками. У нее не было никакого ребенка, но Эйрик был уверен, что к весне так или иначе он будет…

– Ты же меня не обманешь? – Эйрик погладил ее по бокам, призывая посмотреть на него.

– О нет! – изумление Арнэйд даже оттеснило смущение, и она взглянула ему в лицо. Как бы ни обстояло дело, обмануть его в таком ей бы в голову не пришло. – Разве бы я могла?

– Я знаю, ты честная женщина. Я тебе верю. – Эйрик усадил ее к себе на колено и нежно поцеловал в губы, а она в растерянности даже не шелохнулась. – Ты скажешь мне, когда будешь знать точно?

Арнэйд уже знала, но вести такой разговор совсем не хотела и только отвела глаза.

– Мы же разумные люди, да? Ты-то точно, а я когда как. Но я стараюсь.

Эйрик поцеловал ее в грудь, прямо через сорочку, и выпустил. Она отошла, с облегчением, что он ничего не хочет от нее прямо сейчас.

Когда Эйрик уже уехал, Арнэйд еще какое-то время сидела у стола. Ее не отпускал его взгляд – без игривости или насмешки, полный сосредоточенного внимания. Эйрик уже видел впереди весну, до которой еще так далеко, и даже какие-то дальние годы, когда здесь будет бегать ребенок… Он как будто и не сомневался, что они оба останутся в Арки-Вареже навсегда. И она не понимала, рада ли этому.

* * *

Томясь от безделья, Арнор на следующий день ушел на озеро с рыболовами из Эйриковых людей. Проводив его, Арнэйд вернулась на Тойсаров двор и увидела Эйрика возле дверей дома. Она хотела войти в кудо, но Эйрик направился к ней, и она задержалась.

– Бранд и Торгрим теперь всегда будут за мной ходить по пятам?

– Они тебе мешают?

– Нет, просто я к такому не привыкла.

– Будут ходить, пока я не поверю, что для тебя безопасно гулять без них. А то мало ли… Это женский покой, да? – Эйрик указал на кудо.

– Нет, это покой для готовки еды и принесения малых жертв.

– Мужчине можно туда зайти?

– Конечно.

– Тогда покажи мне, что там как.

В кудо сидели девушки, Алдыви с Илчиви у большого жернова мололи зерно, Сулува кормила ребенка размоченным хлебом. При виде Эйрика все бросили дела и в испуге вскочили на ноги. Среди домашней утвари Эйрик казался еще более огромным и неуместным. Ребенок заплакал, Сулува принялась лихорадочно его качать.

– Пусть они пойдут погуляют, – велел Эйрик. – Раз уж при виде меня от испуга дети плачут.

Арнэйд перевела его слова на мерянский. Еще недавно ее встревожило бы это желание остаться с нею наедине, но теперь она знала: Эйрик всегда говорит то, что думает, и никакого коварства от него ждать не следует. Да и зачем ему было бы ее обманывать – он ведь имеет право делать что хочет и где хочет. И никто не в силах ему помешать.

– Покажи, где ты тут спишь? – Когда девушки вышли, Эйрик с любопытство огляделся.

– Вот здесь. – Арнэйд показала ему свое место на спальном помосте.

Эйрик подошел, пощупал тюфяк, потом сел.

– Там постель куда лучше. – Он кивнул в сторону дома. – И перина помягче.

– Конечно. – Арнэйд улыбнулась. – Там перина, и подушки, и одеяла для зимы – совсем новые и хорошие, из моего приданого.

– Сядь, не нависай надо мной, – мягко попросил Эйрик, и Арнэйд фыркнула от смеха: надо думать, он сам слышал эти слова от тех, кто мог ему указывать.

Она села рядом с ним.

– Но это неправильно. – Эйрик осторожно взял ее руку, переложил к себе на бедро и накрыл своей. – Что твое приданое там, а ты ютишься здесь, в этой дымной дыре, – он еще раз оглядел простое убранство и закопченные стены кудо. В теплое время в доме не разжигали огня, а в кудо вечно пахло дымом от готовки. – Ты благородная госпожа, и тебе следует жить в том доме, а не здесь, со служанками. Нечестно, что твоим добром пользуюсь я один. И я все время скучаю… что тебя со мной нет.

– Эйрик конунг… – Арнэйд не поднимала глаз, понимая, по чему именно он скучает. – Когда я привезла свое приданое… для Тойсара… я была…

– Я не понимаю, почему ты могла там жить при нем и не можешь при мне. Смотри: отец тебя отдал за главного в этом городе – так? Главный в этом городе теперь я – так? Ну значит, ты моя. Как раз все одно к одному приходится. Я разве чем-то хуже? Ты же рассказывала – дед был старше тебя вдвое с лишним и красотой не отличался. Я вдвое его моложе, я знатнее родом, и уж верно не беднее – все, что было здесь его, теперь мое. А дружины, как у меня, во всей этой стране нет, до самого Хольмгарда. Можно сказать, что лучше меня теперь только Олав. Но он далеко.

Арнэйд невольно фыркнула – она вышла замуж уж точно не ради Тойсаровой красоты. Ее колотило от волнения. Все, что происходило в эти дни между нею и Эйриком, для нее было совершенно ново, в ее прежней жизни не имелось никакого похожего опыта. Никто из мужчин Бьюрланда не смел домогаться любви от дочери Дага, брать ее за руку, говорить прельстительные слова, смотреть на нее с вожделением. К ней можно было только свататься при свидетелях, как это сделал Гудбранд. Что-то похожее на попытки обольщения она видела только от Хаварда, но он был слишком скован своим бесправным положением и отлично понимал – стоит чуть шагнуть за грань дозволенного, и его просто убьют. В то время как желания Эйрика, что Арнэйд хорошо понимала, сдерживает лишь его собственное добродушие.

– И ты не видела старикашку до самого сватовства, – продолжал Эйрик. – А со мной ты знакома уже… – он задумался, – восемь дней.

Арнэйд молчала, не зная, как объяснить ему эту разницу. О том, чтобы Тойсар мог ей нравиться как мужчина, и вовсе речи не шло. Но он был ее законным мужем, она вышла за него по собственному решению и при согласии своей семьи. При Эйрике же она могла быть только «рабыней конунга», на что ни она, ни ее семья добровольного согласия дать не могли. Неужели он сам не понимает?

– И если, – Эйрик склонил к ней голову и почти коснулся губами ее уха, – тебе не очень нравилось с ним спать, то я-то совсем другое дело…

Кровь бросилась Арнэйд в лицо, и она закрыла его руками. Надо было что-то отвечать, пока он не договорился до чего похуже.

– Я вышла за него… потому что мы желали мира, – тихо начала она, убрав ладони, но зажмурившись от смущения. –