В этих условиях его награждение орденом Красного Знамени 28 января 1920 г. может восприниматься и как итог прежней практики, и начало нового этапа. В постановлении ВЦИК отмечалось, что с того момента, как буржуазия перешла к организации заговоров, террористических покушений и мятежей против Советской власти, тяжелая и полная опасностей борьба с контрреволюцией была возложена ВЦИК на Феликса Эдмундовича Дзержинского. На посту председателя ВЧК он проявил крупные организаторские способности, неутомимую энергию, хладнокровие и выдержку, постоянно ставя интересы рабочего класса превыше всего. Работа Дзержинского, обеспечивая спокойный тыл, давала возможность Красной Армии уверенно делать свое боевое дело. «Не я, а вся ЧК награждена орденом Красного Знамени», — произнес Дзержинский на четвертой конференции губернских чрезвычайных комиссий в начале февраля 1920 г.[985]

Понимание изменившейся ситуации Дзержинским демонстрируют и его встречи с арестованными указанного периода. Наиболее известна беседа Дзержинского с Н. А. Бердяевым, с последующим освобождением известного русского философа. Бердяев был арестован органами ВЧК 18 февраля 1920 г. по делу «Тактического центра». Ордер на обыск и арест Бердяева был подписан начальником особого отдела ВЧК В. Р. Менжинским и начальником секретного отдела ОО ВЧК А. Х. Артузовым[986]. Бердяев оставил интересное воспоминание о встрече с Дзержинским. «Однажды, когда я сидел во внутренней тюрьме Чека, в двенадцатом часу ночи меня пригласили на допрос. Меня вели через бесконечное число мрачных коридоров и лестниц. Наконец, мы попали в коридор более чистый и светлый, с ковром, и вошли в большой кабинет, ярко освещенный, с шкурой белого медведя на полу. С левой стороны, около письменного стола, стоял неизвестный мне человек в военной форме, с красной звездой. Это был блондин с жидкой заостренной бородкой, с серыми мутными и меланхолическими глазами; в его внешности и манере было что-то мягкое, чувствовалась благовоспитанность и вежливость. Он попросил меня сесть и сказал: «Меня зовут Дзержинский». Это имя человека, создавшего Чека, считалось кровавым и приводило в ужас всю Россию. Я был единственным человеком среди многочисленных арестованных, которого допрашивал сам Дзержинский. Мой допрос носил торжественный характер, приехал Каменев присутствовать на допросе, был и заместитель председателя Чека Менжинский, которого я немного знал в прошлом; я встречал его в Петербурге, он был тогда писателем, неудавшимся романистом. Очень выраженной чертой моего характера является то, что в катастрофические и опасные минуты жизни я никогда не чувствую подавленности, не испытываю ни малейшего испуга, наоборот, я испытываю подъем и склонен переходить в наступление. Тут, вероятно, сказывается моя военная кровь. Я решил на допросе не столько защищаться, сколько нападать, переведя весь разговор в идеологическую область.

Я сказал Дзержинскому: «Имейте в виду, что я считаю соответствующим моему достоинству мыслителя и писателя прямо высказать то, что я думаю». Дзержинский мне ответил: «Мы этого и ждем от Вас». Тогда я решил начать говорить раньше, чем мне будут задавать вопросы. Я говорил минут сорок пять, прочел целую лекцию. То, что я говорил, носило идеологический характер. Я старался объяснить, по каким религиозным, философским, моральным основаниям я являюсь противником коммунизма. Вместе с тем я настаивал на том, что я человек не политический. Дзержинский слушал меня очень внимательно и лишь изредка вставлял свои замечания.

Так, например, он сказал: «Можно быть материалистом в теории и идеалистом в жизни и, наоборот, идеалистом в теории и материалистом в жизни». После моей длинной речи, которая, как мне впоследствии сказали, понравилась Дзержинскому своей прямотой, он все-таки задал мне несколько неприятных вопросов, связанных с людьми. Я твердо решил ничего не говорить о людях. Я имел уже опыт допросов в старом режиме. На один самый неприятный вопрос Дзержинский сам дал мне ответ, который вывел меня из затруднения. Потом я узнал, что большая часть арестованных сами себя оговорили, так что их показания были главным источником обвинения. По окончании допроса Дзержинский сказал мне: «Я Вас сейчас освобожу, но Вам нельзя будет уезжать из Москвы без разрешения». Потом он обратился к Менжинскому: «Сейчас поздно, а у нас процветает бандитизм, нельзя ли отвезти господина Бердяева домой на автомобиле?». Автомобиля не нашлось, но меня отвез с моими вещами солдат на мотоциклетке.

Когда я выходил из тюрьмы, начальник тюрьмы, бывший гвардейский вахмистр, который сам сносил мои вещи, спросил у меня: «Понравилось ли Вам у нас?»[987].

29 марта — 5 апреля 1920 г. Дзержинский участвует в работе IX съезда РКП (б), на котором в очередной раз был избран членом ЦК РКП (б) и кандидатом в члены Оргбюро ЦК РКП(б).

В этот период, казалось бы, в стране начала налаживаться мирная жизнь. На юге страны оставался в Крыму только Врангель, а войска других белых генералов были разбиты. Дзержинский проводит больше времени с семьей. Он даже посещает с женой премьеру оперы А. П. Бородина «Князь Игорь» в Большом театре, которая состоялась 23 апреля 1920 г. (дирижер Н. С. Голованов, реж. А. А. Санин, худ. Коровин, балетм. Горский). Впрочем, полностью прослушать оперу ему не удалось, после второго акта его срочно вызвали в ВЧК[988].

А на следующий день 24 апреля 1920 г. началась советско-польская война. Польское наступление вскоре внесло коррективу в карательную политику ВЧК. Это коснулось общей практики ужесточения: возобновление смертной казни, ужесточение к лицам польского происхождения и католической веры. Уже в майской амнистии указывалось, что она не распространяется «…на поляков, как подданных государства, поднявшего вооруженную борьбу против Советской России»[989]. По всей России началась по распоряжению ВЧК регистрация граждан польской национальности от 16 до 60 лет[990]. Например, в этот период в Петрограде местной губчека был арестован польский архиепископ Цепляк (руководитель всех польских католических костелов). Он был арестован в ночь с 1-го на 2 апреля 1920 г. в своей квартире в доме № 118 кв. 4 по набережной Фонтанки. В своих проповедях он активно клеймил советскую власть. Когда дал обещание ЧК впредь так не поступать — его выпустили. Исполком к этому аресту был полностью не причастен, это была инициатива питерских чекистов[991].

Впрочем, к этому и многим другим арестам польских граждан в Советской России Ф. Э. Дзержинский был непричастен. Уже 26 апреля 1920 г. ЦК РКП (б) было принято решение о командировании Дзержинского на Украину[992].