Час спустя Гарун въехал в ликующий город.

– Взгляни на его лицо, – прошептал Браги Драконобою. – Он весь сияет. Никогда не видел его таким.

– Не знаю, как у тебя это получилось, друг мой, – восхищенно проговорил Гарун. – Впрочем, мне все равно. Но сегодняшний день навеки останется в памяти.

– Что? Да ладно. Мы остались в живых, только и всего.

– Нет, вы сделали куда больше. Намного больше. Сегодня Эль-Мюрид проиграл войну. Непобедимые разбиты. Теперь лишь вопрос времени, когда будет уничтожен сам Ученик.

– Что ты несешь, дьявол тебя побери? Нам наконец удалось выиграть одно сражение, причем не такое уж большое. А через день-другой по нашу душу явятся остальные.

Бин Юсиф задумчиво взглянул на него:

– Ты в самом деле не знаешь? Все время забываю, что ты не настолько хорошо говоришь на моем языке. Послушай, друг мой. Там, снаружи, – песнь смерти, которую поют Непобедимые. А внутри – победная песнь моего народа. И поют они не о сегодняшнем дне, но о войне как таковой. Ты совершил две вещи. Ты уничтожил самую крупную банду Непобедимых из тех, что оставил Эль-Мюрид. И ты убил Бича Господнего. Ты. Лично.

– Это того, в переулке? – пробормотал Браги. – Но… – Он присел на каменное ограждение фонтана. – Что, правда?

– Правда. И это изменит весь ход войны.

Толстяк притаился в кустах, разглядывая вражеский лагерь. Пятьдесят Непобедимых охраняли двоих детей. Почему те были столь важны?

Он едва на них не наткнулся и едва успел спрятаться. И тем не менее его мучило любопытство. Двое детей!

До этого он направлялся на север, огибая Сахель и двигаясь в сторону Алтеи, где надеялся встретиться с бин Юсифом. Но теперь север его не интересовал. Похоже, у него появилась возможность нанести настоящий удар во имя памяти Спарена и Гуча.

– О мой толстый друг, – вздрогнув, проговорил он, – никоим образом тебе не превозмочь пятьдесят мечей врагов, столь же неумолимых, как сама Темная Госпожа смерть. Лишь дурак стал бы так поступать. – И тут же ответил сам себе: – Малодушный лицемер! Тебе представилась невероятная возможность. Нужно хотя бы разузнать, что к чему. Выяснить, кто эти дети. Может, они представляют огромную ценность, и их убийство станет могущественным ударом против империи зла безумца Эль-Мюрида.

Насмешника легко было напугать – Саджак держал его в страхе много лет. Пребывая под постоянным гнетом, он научился управлять собственными страхами, но все же перепугался не на шутку, когда привел осла в лагерь, притворяясь, будто хуже, чем на самом деле, владеет пустынным языком.

– Убирайся, бродяга, – сказал ему часовой.

Насмешник лишь озадаченно взглянул на него и на более ломаном, чем обычно, языке сослался на право воспользоваться источником, а затем предложил развлечь всех в обмен на ужин.

Он немного научился пустынному языку во время полузабытого путешествия вдоль побережья моря Котсум, а затем набрался новых знаний, странствуя с Гаруном. Большая часть разговоров была ему понятна, и вскоре после того, как командир Непобедимых разрешил ему расстелить спальный мешок, он выяснил, кем были дети.

Его охватила зловещая радость. Это оказалось отродье самого Ученика! До чего же странную шутку сыграла судьба! Генерал в Дунно-Скуттари эль-Кадер приказал переправить их в безопасное место в Сахеле, беспокоясь из-за приближения северного войска.

До чего же сладостная возможность! Дети Эль-Мюрида! Он позабыл о страхах, и в голове его, подобно рою комаров, заметались дьявольские мысли. Как лучше воспользоваться этой случайной встречей?

Прежде всего следовало втереться в доверие к детям и присоединиться к их компании. Но как? Непобедимые тщательно их оберегали, держа поодаль.

Когда наступил вечер, он открыл свои сумки и присел у костра рядом с несколькими Непобедимыми помоложе. Прикрыв глаза, Насмешник начал демонстрировать фокусы, которые заставлял его проделывать Спарен, за что он его столь часто проклинал. В основном они сводились к тому, что какой-нибудь обычный предмет – например, медная монета – появлялся и исчезал между пальцами.

– Колдовство! – пробормотал кто-то, и Насмешник услышал в его голосе страх.

Открыв глаза, он мягко улыбнулся:

– О нет, друг мой. Никакого колдовства. Простейшая ловкость рук. Видишь? Монета на тыльной стороне ладони. Игра пальцами. Смотри. – Он вытащил из костра короткую ветку и заставил ее появляться и исчезать, медленно и неуклюже, чтобы солдаты могли понять суть. – Видите?

Фокусники не были редкостью в пустыне, но не проявляли особого желания выступать с тех пор, как на трон взошел Эль-Мюрид. Последователи Ученика отличались весьма специфическим отношением к любому волшебству.

– Эй! Кажется, я понял, – сказал кто-то из солдат. – Можешь повторить еще раз?

Он присел на корточки, пытаясь разглядеть получше.

– Я всего лишь скромный артист, – ответил Насмешник. – Которого швыряют туда-сюда ветры войны.

– Все, понятно, – кивнул солдат. – Здорово. Можешь меня научить? Моему маленькому брату наверняка понравится.

– Могу попробовать, – пожал плечами Насмешник. – Но предупреждаю: это сложнее, чем кажется. Нужно много практики. Я профессионал, но вынужден практиковаться два часа в день.

– Ничего, хватит и трюка с монетой. Давай. – Солдат, который вряд ли был старше самого Насмешника, достал свою монету.

Несколько других заинтересованно столпились вокруг.

За двадцать минут толстяк обрел троих учеников и десяток зрителей. Вторые насмехались над первыми, когда тех подводили пальцы. Давая указания, Насмешник одновременно излагал свою выдуманную историю – эпопею о том, как война в облике мародеров из Гильдии лишила его поста шута у мелкого либианнинского аристократа-рыцаря. По его словам, солдаты Гильдии по ошибке решили, что тот сотрудничает с Бичом Господним, повесили его и сожгли поместье. Насмешник заявлял, что ему лишь чудом удалось избежать той же судьбы.

– До чего же нецивилизованные на этом Западе! Понимаю, война – одна из граней человечества. Я учился у ведущих философов и кое-что знаю. Но варварство, которое творят здесь солдаты… На этом краю света я утратил все иллюзии. Я полон решимости вернуться на Восток моего детства, где правит здравомыслие.

Непобедимые нисколько не обиделись, – похоже, он осуждал их врагов куда больше, чем их самих. Капитан слышал большую часть его повествования. Насмешник тайком не спускал с него глаз, но не понимал, что у того на уме. Его товарищи у костра, похоже, были довольны, но их мнение не имело особого значения – в отличие от мнения капитана.