Ваш муж,

Джеффри Темпест

Это письмо, сложенное и запечатанное, я отправил жене с ее горничной. Вернувшись, девушка доложила, что доставила его, но ответа не будет: у госпожи сильная головная боль, поэтому она этим утром останется в своей комнате. Я выразил то вежливое сожаление, какое и должна была ожидать доверенная горничная от новобрачного мужа своей хозяйки. Затем, велев моему слуге Моррису упаковать чемодан, я наспех позавтракал с Лусио. Завтрак прошел почти молча, в стесненной атмосфере, поскольку в столовой присутствовали слуги, а я не хотел, чтобы они заподозрили неладное. Я сообщил им, что нас с другом внезапно вызвали в город по неотложным делам и мы будем отсутствовать несколько дней, а может быть, и дольше, и что экстренные известия или телеграммы следует отправлять мне в Артур-клуб.

Я почувствовал облегчение, когда мы наконец выехали и высокие красные фронтоны Уиллоусмира исчезли из моего поля зрения. Сидя вдвоем в купе железнодорожного вагона для курящих, мы наблюдали, как миля за милей увеличивалось расстояние между нами и прекрасными осенними лесами воспетого поэтами Уорикшира.

Долгое время мы молчали, делая вид, что читаем утренние газеты. Наконец, отбросив скучную и утомительную «Таймс», я тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза.

– Я, право, очень огорчен всем случившимся, – заговорил Лусио с чрезвычайной мягкостью и обходительностью. – Мне кажется, я принес вам несчастье. Если бы леди Сибил никогда меня не видела…

– Но ведь тогда и я никогда бы ее не увидел, – ответил я с горечью. – Именно благодаря вам я ее и встретил.

– Верно, – согласился он задумчиво. – Я нахожусь в весьма неловком положении! Я словно в чем-то виноват, хотя трудно быть более невиновным и благонамеренным, чем я! – Князь улыбнулся и продолжал самым серьезным тоном: – На вашем месте я действительно постарался бы избежать скандальных сплетен. Я не имею в виду свое невольное участие в случившемся: то, что говорят обо мне люди, мне безразлично. Но ради дамы…

– Я постараюсь избежать этого ради самого себя, – ответил я резко и увидел, как его глаза странно сверкнули. – Я должен думать прежде всего о себе. Как уже было сказано сегодня утром, я отправлюсь в путешествие на несколько лет.

– Да, поезжайте охотиться на тигров в Индию, – предложил он. – Или на слонов в Африку. Именно так поступают многие мужчины, когда их жены забываются. Несколько известных в свете мужей сейчас находятся за границей!

Снова блестящая загадочная улыбка промелькнула на его лице, но я не смог улыбнуться в ответ, а только угрюмо смотрел в окно на голые осенние поля, мимо которых пролетал поезд, – опустевшие и голые, как моя собственная жалкая жизнь.

– Хотите, поедем вместе на зиму в Египет, – предложил он. – Доберемся на моей яхте «Пламя» до Александрии, потом совершим путешествие по Нилу на лодке, и вы забудете о существовании этих легкомысленных кукол, женщин. Или будете считать, что они нужны только для того, чтобы мы, высшие существа, играли с ними, а потом выбрасывали за ненадобностью.

– Египет… Нил… – повторил я. Почему-то мне нравилась эта идея. – Да, почему бы и нет?

– Действительно, почему бы и нет! – повторил Лусио. – Вам наверняка там понравится. Посмóтрите на землю старых богов – землю, где жила моя принцесса, которая мучила души людей! Возможно, мы обнаружим останки ее последней жертвы, – кто знает!

Я отвел глаза: воспоминание об ужасном крылатом существе, которое он упорно считал душой злой женщины, было мне неприятно. У меня возникло ощущение, будто между этим мерзким существом и моей женой Сибил есть какая-то тонкая связь.

Я был рад, когда поезд прибыл в Лондон и мы, взяв кеб, погрузились в человеческий водоворот. Беспрерывный шум повозок, пестрые толпы людей, крики газетчиков и кондукторов омнибусов – весь этот гам был приятен моему слуху и на время помог рассеяться. Мы пообедали в «Савойе» и развлеклись, рассматривая светских болванов. Среди них был молодой человек в сюртуке с высоким жестким воротником и в наручниках из столь же жестких огромных манжет – настоящий невольник дурацких обычаев. Мы наблюдали и за легкомысленной дамочкой, накрашенной и напудренной, с накладными волосами и крашеными бровями, старавшейся походить как можно больше на продажную куртизанку. Была тут и пожилая матрона с накладным бюстом, скачущая на высоких каблуках и пытавшаяся скрыть слишком явное брюшко, чтобы подражать юным грациям. Был тут и семидесятилетний «красавчик»-денди, одержимый юношескими желаниями, что проявлялось в козлиных скачках вокруг молодых замужних женщин. Все эти и им подобные представители презренного «общества» дефилировали перед нами, как марионетки на деревенской ярмарке, вызывая то смех, то презрение.

Мы еще продолжали пить вино, когда вошел новый посетитель и сел за столик рядом с нами. Заказав обед, он тотчас открыл принесенную с собой книгу в заложенном месте и начал читать с сосредоточенным вниманием. Я узнал обложку: это были «Различия» Мэвис Клэр. Взор мой затуманился, горло перехватило: я вспомнил прекрасное лицо, серьезные глаза и милую улыбку Мэвис – женщины, увенчанной лавровым венцом, этой хранительницы лилий чистоты и мира. Увы, эти лилии были для меня цветами, о которых поэт сказал:

      …des fleurs étranges,

Avec leurs airs de sceptres d’anges;

De thyrses lumineux pour doigts de séraphins, —

Leurs parfums sont trop forts, tout ensemble, et trop fins![34]

Я прикрыл глаза рукой, но все равно чувствовал, что Лусио внимательно наблюдает за мной.

Вскоре он заговорил тихо, словно читая мои мысли:

– Если принять во внимание, какой эффект чистая душой женщина оказывает на сознание даже злого мужчины, то покажется странным, не правда ли, что добродетельных женщин так мало!

Я не ответил.

– В наше время, – продолжал он, – появилось множество женщин, которые шумят, как куры на птичнике, о каких-то своих «правах» и «обидах». Их величайшее право и высшая привилегия – направлять и оберегать души мужчин, однако это право они обычно отвергают за ненадобностью. Аристократки, даже члены королевской семьи, поручают заботу о своих детях служанкам и женщинам, стоящим много ниже их самих, а потом удивляются, когда дети вырастают дураками или негодяями. Если бы я был правителем государства, то издал бы закон, согласно которому всякая мать должна сама кормить и воспитывать своих детей, как это задумано природой, если только этому не препятствует плохое здоровье. В последнем случае ей пришлось бы пройти врачебный осмотр и предъявить подтверждающие справки. А женщин, отказывающихся соблюдать закон, надо отдавать в каторжные работы. Это привело бы их в