– Наконец-то вы приехали! – произнесла она дрожащим голосом. – Слава Богу, вы здесь!

XXXIV

Я крепко схватил ее за руки:

– Что случилось?

Поглядев вокруг, я увидел, что весь холл был полон перепуганных слуг. Некоторые из них вышли вперед, смущенно бормоча о том, что они чего-то боятся и не знают, как быть. Я жестом велел им отойти и снова обратился к Мэвис:

– Скажите же мне скорее, что произошло?

– Мы опасаемся, как бы не случилось что-то с леди Сибил, – ответила она. – Ее комнаты заперты, и она не откликается на зов. Ее горничная встревожилась и прибежала ко мне, не зная, как поступить. Я тотчас же пришла сюда, стучалась, звала, но безуспешно. Вы знаете, что ее окна слишком высоки, чтобы залезть через них, и в доме нет лестницы достаточной длины для этой цели. Никто не сумеет забраться с этой стороны здания. Я умоляла слуг силой выломать дверь, но они боятся и отказываются. Мне не хотелось брать на себя ответственность, и я телеграфировала вам…

Она еще не успела договорить, а я уже бросился наверх.

У двери передней, ведущей в роскошные апартаменты моей жены, я остановился, переводя дыхание.

– Сибил! – крикнул я.

В ответ ни звука.

Мэвис последовала за мной и стала рядом, слегка дрожа. Несколько слуг поднялись по лестнице и, вцепившись в перила, нервно прислушивались.

– Сибил! – позвал я еще раз.

По-прежнему абсолютная тишина. Я обернулся к встревоженным слугам, приняв спокойный вид.

– Леди Сибил, вероятно, вообще нет в комнатах, – сказал я. – Возможно, она незаметно вышла. У этой двери в прихожую пружинный замок, он может захлопнуться при малейшей случайности. Принесите молоток или лом, – что-нибудь, чем можно его разбить. Если бы у вас было достаточно здравого смысла, вы повиновались бы мисс Клэр и сделали это пару часов назад.

Я стоял и ждал с вынужденным хладнокровием, а слуги старались выполнять мои указания как можно расторопнее. Появились двое с необходимыми инструментами, и дом наполнился шумом. Сначала они безуспешно колотили по массивной дубовой двери, но замок не поддавался, равно как и крепкие петли. Однако минут через десять сосредоточенных усилий одна из резных панелей оказалась разбита, за ней другая, и, перепрыгнув через обломки двери, я ринулся в будуар.

Там я остановился, прислушиваясь, и снова закричал:

– Сибил!

Никто не последовал за мной: какой-то необъяснимый безымянный страх удерживал и слуг, и Мэвис Клэр. Я был один… в полной темноте. Ощупью, с бешено бьющимся сердцем, я пытался отыскать на стене выключатель из слоновой кости, который при нажатии наводнил бы комнаты электрическим светом, но почему-то не мог его найти. Моя рука касалась разных знакомых предметов, которые я узнавал на ощупь: фарфора, бронзы, ваз, картин – дорогих безделушек, которые, как я знал, были сосредоточены именно в этой комнате: хозяйка так любила пышную роскошь и выказывала пренебрежение к стоимости вещей, подобно распутной восточной императрице древности.

Осторожно пробираясь вперед, я с ужасом стал различать, что в темноте вырисовывается высокая фигура – белая, призрачная и светящаяся. Эта фигура, в которую я ошеломленно всматривался, вдруг подняла бледную руку и с грозным презрением указала мне: вперед! Потрясенный этим видением или бредом, я споткнулся о тяжелые складки бархатной портьеры и по этому знаку понял, что перешел из будуара в соседнюю спальню. Я снова остановился и позвал:

– Сибил!

Но голос мой прозвучал не громче шепота. Преодолевая головокружение и растерянность, я вспомнил, что выключатель в этой комнате находится сбоку от туалетного столика, и поспешно шагнул в том направлении. Но тут в густом мраке я коснулся чего-то липкого и холодного, вроде мертвой плоти, и задел одежду, источавшую слабый аромат, – она зашуршала от моего прикосновения с шелковистым звуком. Это встревожило меня сильнее, чем только что увиденный призрак. Вздрогнув, я отпрянул от стены, и мои пальцы непроизвольно коснулись гладкой кнопки из слоновой кости, которая, как сказочный символ современной цивилизации, вызывает сияние по желанию владельца.

Я нервно нажал на нее, свет пробился сквозь розовые раковины, и я понял, где стою: на расстоянии вытянутой руки от странно застывшего белого существа, сидевшего в кресле и смотревшего на себя широко раскрытыми, остекленевшими глазами в зеркало в серебряной оправе!

– Сибил! – задыхаясь, прошептал я. – Жена моя!..

Но звуки застряли у меня в горле. Неужели это действительно моя жена – эта застывшая статуя женщины, пристально рассматривающая свой бесстрастный образ? Я глядел на нее с сомнением, словно она была какой-то чужой. Мне потребовалось время, чтобы узнать ее черты и бронзово-золотую копну распущенных волос, ниспадавших волной… Ее левая рука безвольно свисала с подлокотника кресла, на котором, словно вырезанная из слоновой кости богиня, она сидела, как на троне.

Медленно и неохотно, весь дрожа, я приблизился и взял эту руку. Холодная как лед, она легла мне на ладонь, словно была восковой. На руке сверкали драгоценности, и я рассматривал каждое кольцо с тупым упорством, словно тот, кто ищет ключ к разгадке. Вот кольцо с бирюзой и бриллиантами – свадебный подарок герцогини, а этот опал подарил ей отец. Блестящее кольцо с сапфирами и бриллиантами, венчающее ее обручальное кольцо, было моим подарком, а этот рубин, который я, казалось, знал… Довольно, довольно! Какая масса сверкающих драгоценностей потрачена на украшение столь хрупкой материи!

Я всмотрелся в ее лицо, а потом в отражение этого лица в зеркале. И снова почувствовал недоумение: неужели это все-таки Сибил?

Сибил была прекрасна, а у этого мертвеца на синих, полуоткрытых губах застыла дьявольская улыбка, а в глазах – жуткий ужас! Внезапно я как будто опомнился. Отпустив холодные пальцы, которые я держал, я громко крикнул:

– Мэвис! Мэвис Клэр!

В один миг она оказалась рядом со мной – и все поняла с одного взгляда.

Упав на колени перед мертвой Сибил, Мэвис разрыдалась.

– Ох, бедная девочка! – восклицала она. – Бедная, несчастная, заблудшая девочка!

Я мрачно смотрел на нее. Мне казалось странным, что она оплакивает чужое горе. В голове у меня горел огонь, мысли путались.

Я смотрел на свою покойную жену неподвижным взглядом и со злой улыбкой. Она сидела прямо, словно в насмешку одетая в блестящий розовый шелковый пеньюар, отделанный старинными дорогими кружевами по парижской моде.

Затем я перевел взгляд на живое, нежное, искреннее создание, прославившееся своим гением на весь мир, которое стояло на коленях, рыдая над застывшей рукой, на которой словно в насмешку блестело столько редких драгоценностей.

Движимый какой-то непобедимой силой, я закричал:

– Встаньте, Мэвис!