Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бледная и дрожащая, Мэвис поднялась и стояла, глядя на меня со страхом и жалостью.
– Одного?.. – с запинкой переспросила она. – Но вам не стоит оставаться одному!
– Да, не стоит, но я должен, – возразил я резко. – Мы с этой женщиной любили друг друга – любили, как животные, и венчались или, вернее, сочетались таким же образом, хотя архиепископ благословил нас и призвал Небеса засвидетельствовать святость брака! И все же мы расстались дурно. И хотя она мертва, я хотел бы остаться с ней на ночь. Я почерпну много знаний из ее молчания! Завтра могила и служители могил могут забрать ее себе, но сегодня она моя!
Милые глаза Мэвис наполнились слезами.
– О, вы совсем потеряли голову и сами не знаете, что говорите, – прошептала она. – Вы даже не пытаетесь выяснить, отчего она умерла!
– Об этом легко догадаться, – ответил я и взял маленькую темную бутылочку с надписью «Яд», стоявшую на туалетном столике. – Смотрите, она откупорена и пуста. Что в ней содержалось, я не знаю, но расследование, конечно, будет проведено. Надо дать людям возможность заработать денег на опрометчивом поступке! И вот посмотрите!
Я указал на несколько листов исписанной бумаги, частично прикрытых тонким кружевным платком, очевидно поспешно наброшенным на них, а также на перо и чернильницу рядом.
– Меня, несомненно, ждет замечательное чтение! Последнее послание от умерших возлюбленных священно, Мэвис Клэр. Вы ведь сочинительница нежных романов и понимаете это! Тогда сделайте то, о чем я прошу, – оставьте меня!
Она посмотрела на меня с глубоким состраданием и медленно повернулась, чтобы уйти.
– Бог да поможет вам! – сказала она со слезами. – Утешь вас Господь!
От этих слов во мне словно пробудился какой-то демон. Я бросился к Мэвис и схватил ее за руки.
– Не смейте говорить мне о Боге! – проговорил я со страстью. – Только не в этой комнате, только не в ее присутствии! Зачем вы хотите обрушить на меня проклятия? Помощь Божия означает наказание! Страшны утешения Божии! Ибо сила должна признать себя слабостью прежде, чем Бог станет помогать ей. И сердце должно сокрушиться, прежде чем он утешит его! Но вот что я скажу: я не верю ни в какого Бога! Я верю в неведомую Силу, которая окружает меня и преследует вплоть до могилы, но не более того. Сибил верила в то же, и небезосновательно, ибо что сделал для нее Бог? Она с самого начала была злой – прирожденной ловушкой Сатаны…
У меня вдруг перехватило дыхание, и я остановился, не в силах больше произнести ни слова. Мэвис испуганно смотрела на меня, а я на нее.
– Что с вами? – встревоженно прошептала она.
Я изо всех сил попытался ответить и наконец с трудом произнес:
– Ничего!
Умоляющим жестом я указал ей на дверь. Выражение моего лица, должно быть, испугало ее, и она поспешно отступила. Я смотрел, как она уходит, словно призрак.
Когда Мэвис вышла в будуар, я задернул за ней бархатную портьеру и запер внутреннюю дверь.
После этого я медленно вернулся к своей мертвой жене.
– Теперь мы одни, Сибил, – сказал я громко. – Только ты и я и еще наши отражения. Ты мертва, а я жив! В нынешнем состоянии ты не пугаешь меня: твоя красота исчезла. Твоя улыбка, твои глаза, твои прикосновения не вызовут во мне трепет страсти, которой ты жаждала и которой томилась! Что скажешь теперь? Я слышал, что мертвые иногда могут говорить, и ты должна возместить мне ущерб за все зло, которое причинила. За ложь, на которой был основан наш брак, за преступление, которое ты лелеяла в своем сердце! Пора прочитать твою мольбу о прощении?
Я на ощупь собрал исписанные листы одной рукой: глаза мои не отрывались от бледного трупа в розовом шелковом пеньюаре и драгоценностях, который так настойчиво созерцал сам себя в зеркале.
Я пододвинул стул и сел, наблюдая за отражением своего измученного лица в стекле рядом с лицом самоубийцы. Потом я внимательно оглядел мою неподвижную спутницу – и заметил, что она одета очень легко: под шелковым пеньюаром виднелась лишь белая сорочка из мягкой тонкой материи с обильной вышивкой, а через сорочку проглядывало ее окоченелое тело. Нагнувшись, я прикоснулся рукой к ее груди, чтобы проверить, бьется ли ее сердце. Я знал, что этого не может быть, и все же мне показалось, будто почувствовал его стук.
Убирая руку, я наткнулся на что-то чешуйчатое и блестящее. Это был свадебный подарок Лусио, обвивавший ее талию: гибкая изумрудная змейка с алмазным гребешком и рубиновыми глазами. Змея заворожила меня – свернувшаяся вокруг мертвого тела, эта змея казалась живым существом. Если бы она подняла свою блестящую головку и зашипела на меня, я бы вряд ли удивился.
Я откинулся на стуле, почти такой же неподвижный, как сидевшая рядом покойница, и посмотрел, как она, в зеркало. Там отражались мы оба, как бы «двое в одном», как говорили сентименталисты о супружеских парах, хотя на самом деле часто бывает, что нет на свете двух людей, более чужих друг другу, чем муж и жена.
Я слышал крадущиеся движения и сдавленный шепот в коридоре и догадывался, что оттуда за мной наблюдают слуги, но меня это не заботило. Я был поглощен ужасной ночной беседой, которую сам затеял, и настолько проникся духом происходящего, что включил все электрические лампы в комнате и вдобавок зажег еще несколько высоких свечей по обе стороны от туалетного столика. Когда все вокруг заблестело, труп стал выглядеть