После третьего забега Давид Александер сказал Ховарду в Жокей-клубе: «А дождь все идет, Чарли»{530}. – «Нет! – воскликнул Ховард. – Три раза подряд! Этого не может быть! – Он посмотрел на потоки дождя и тихо добавил: – Может, он еще закончится».

Дождь становился все сильнее и сильнее. За полчаса до начала скачки Ховард со Смитом сели в автомобиль и проехали вдоль трека. Дождь громко стучал по крыше автомобиля. Жеребцу очень нужно было участвовать в этой скачке, но трек был слишком скользким и мокрым, чтобы рисковать. Когда на табло появилась информация, что Сухаря снимают с забега, толпа принялась свистеть и неодобрительно гудеть. И тут же появилось солнце.

Постоянные отказы от участия стали предметом насмешек. «Сдается напрокат скаковая лошадь, способная вызвать дождь, – писал Давид Александер{531}. – Отзывается на кличку Сухарь. Гарантированно устраивает грозы там, где появляется. Способна решать проблемы ирригации фермеров в районах пыльных бурь. Может значительно упростить проекты федеральной рекультивации засушливых районов. Все предприятия, работающие в соответствии с федеральным законом о банкротстве 7-В, можно ликвидировать сразу, как только вы воспользуетесь услугами этого волшебного животного… Клокеры больше не засекают время, которое показывает Сухарь. Вместо этого они пользуются барометрами».

А дожди все лили и лили. Спустя неделю Сухаря пришлось снова снимать со скачек.

Ховард впал в отчаяние, ему нужно было чем-то себя занять. Услыхав краем уха, что какой-то служащий ипподрома жалуется на отсутствие фондов для создания жокейской бейсбольной команды, Ховард ухватился за эту идею{532}.

«Я этим займусь, – сказал он. – Сколько это будет стоить?» Служащие ответили, что на каждого жокея придется около 23 долларов. «Приступайте! – распорядился Чарльз. – Делайте все по высшему разряду».

Он пришел посмотреть на игру и с восторгом увидел, что для того, чтобы отблагодарить его за щедрость, жокеи заказали форму цветов конюшни Ховарда, а вместо своих имен написали на спинах клички его лошадей. Ховард посещал каждую игру и в шутку притворялся, что болеет за конкурентов.

Проходили дни. До гандикапа Санта-Аниты оставалось несколько недель. Сухарь ни разу не участвовал в скачках. Фанаты жеребца так хотели его увидеть, что Смит решил сделать поклонникам приятное и устроил публичную тренировку между забегами, посмотреть на которую слетелась огромная толпа в сорок тысяч человек. Тренировки не помогали привести жеребца в надлежащую форму. «Он набирает вес! – стонал Смит. – А мы даем ему столько, что и канарейке не хватило бы, чтобы наесться». Сухарь сильно запаздывал в подготовке. Шансы, что он сможет выиграть в стотысячнике, таяли с каждым днем. Вульф больше не мог ждать: жокея осаждали тренеры, которые хотели воспользоваться его услугами. В конце концов он поддался на уговоры одного из них и подписал контракт, согласившись скакать на Оводе.

Наконец 9 февраля небо очистилось, и Смит вывел Сухаря на первую скачку – гандикап Ла Джолла. Поллард умолял Ховарда дать ему возможность скакать на Сухаре, и тот смилостивился. Это была первая совместная скачка Сухаря и Полларда с 1937 года. Но счастливым воссоединением она не стала. Сухарь с самого старта попал в пробку. Поллард попытался послать его вперед, чтобы проскочить в зазор между соперниками, но его взяли в плотное кольцо. Пока Поллард ждал просвета, мимо промчалась какая-то лошадь. Это был Овод, которым правил Вульф. Поллард вырвался из общей группы и «попросил» жеребца догнать Овода, но тот не ответил. Сухарь финишировал третьим. А в ложе для прессы репортер «Сан-Франциско Ньюс» написал: «Мы опасаемся, что в день гандикапа старика Сухаря обойдут, просто обойдут»{533}.

Поллард медленно слез с лошади перед трибуной. Он плакал{534}.

Смит вышел им навстречу и осмотрел ноги Сухаря. Лошадь была в полном порядке. Тренера не беспокоило поражение. «Я доволен. Он еще не набрал нужную форму. Вот и пробежал соответственно».

Поллард взял себя в руки. А на выходных Ямми отвез жокея в его любимый городок Кальенте{535}. Эта поездка вернула Полларду уверенность в себе. «Сможем ли мы победить? Я думаю, сможем, – сказал он Александеру. – Я и Сухарь. И за большие деньги». Поллард сунул Ямми смятую кучку долларов и послал к букмекеру поставить на победу в гандикапе Санта-Аниты. «Ставь на то, что Сухарь выиграет».

А спустя неделю Каяк и Сухарь участвовали в предстартовом параде в гандикапе Сан-Карлос, в той самой скачке, на которой два года назад Поллард с Прекрасной Воительницей, упав, серьезно покалечились. В 1940 году скачка прошла лучше – но не намного. Учитывая, что задача была довольно легкой, ни одна лошадь не могла состязаться с Сухарем. Но у столба в полмили Сухарь внезапно остановился, уперся{536}. Поллард смог удержаться в седле, но, когда он послал коня вперед, тот не ответил. Поллард припал к его шее, подгоняя, но ничего не произошло, и он только беспомощно наблюдал за проносившимися мимо соперниками. В голове промелькнула отчаянная мысль: он больше ни на что не годен{537}. Сухарь никогда прежде так себя не вел. Его давний соперник Указатель закончил забег первым. Сухарь пришел шестым, Каяк – восьмым. Толпа освистала их. «Кажется, с Сухарем покончено, его больше нельзя назвать лучшим бойцом, – писал Джек Мак-Дональд. – Очевидно, он уже сломался».

На этот раз Смит был напуган. Он не мог понять, что произошло. И уже задумывался, не подвели ли его чутье и опыт. И не слишком ли большую нагрузку он дал лошади после нескольких месяцев без надлежащих тренировок. Оставалось всего две недели, чтобы решить проблему, и тренер не был уверен, справится ли.

Поллард покидал ипподром в отчаянии. Все зрители в Санта-Аните обвиняли его в поражениях Сухаря, и он, должно быть, это слышал. Шли дни, и Поллард постоянно возвращался в мыслях к последнему забегу – что-то в воспоминаниях беспокоило его. На отметке в полмили Сухарь уперся. Со дня своей первой скачки против Миртового Леса в Детройте в 1936 году он ни разу этого не делал. Конь не выглядел утомленным, поэтому довольно странно, что он внезапно устал. Поллард решил, что Сухарь просто валял дурака. Может быть, конь вел себя так потому, что чувствовал себя хорошо и ему просто захотелось повредничать? Ховард и все работники его конюшни посчитали поведение жеребца добрым знаком{538}. Им ничего другого не оставалось.