Арсений, задумавшись над этим спорным комплиментом, посмотрел на бледные пальчики, которые даже на фоне его небольшой руки казались совершенно миниатюрными, и осторожно сжал их.

Ни в тот день, ни на следующий, ни спустя неделю Полина Ивановна не рассказала, от кого она прячет смешливую малышку. Но её таинственные и внезапные исчезновения, полунамёки и бормотание, когда она думала, что её никто не слышит, только усиливали и без того недремлющее любопытство.

А ближе к Новому году появился Цезарь.

Нет, тогда-то он ещё не был Цезарем, тогда он был одним из кадетов, и от восстания его отделяло полгода в Корпусе и кровавая война, начавшаяся убийством на Облезлой площади и закончившаяся во дворце смертью короля.

В вечер знаменательной встречи Арсений вышел из общежития, чтобы посмотреть на первый снег. Мальчик замер недалеко от флагштока, на котором безвольно обвисло воробьиное знамя, и задумался, стоит ли сбегать за мелкой. В последнее время он почти каждое своё действие расценивал с позиции, что могло бы понравиться девчонке и отчего она, вне всякого сомнения, пришла бы в восторг. И он уже почти что решился, представив, как она будет суетиться и ловить хаотично кружащиеся в воздухе хлопья – благо, что в такое позднее время их на полигоне никто не увидит – свернул на улочку, ведущую к вагончику Просто Полины Ивановны, и замер, обнаружив, что он не один на площади. Здесь же, прислонившись плечом к колонне, поддерживающей козырёк Дома, стоял молодой человек. Запрокинув к небу хмурое лицо, он словно что-то высматривал среди низко висевших облаков, непрерывно шевеля губами. Парень выглядел потерянным, несчастным, и совершенно не подходил этому месту.

Когда месяц спустя чужак подмял под себя все двенадцать Фамилий и ходил по Корпусу, будто король, Арсений только диву давался, как он мог тогда так ошибиться, как не смог заметить в этом жёстком расчётливом человеке будущего лидера Детского корпуса и фактически единственного правителя Яхона, готового по головам идти и перешагивать через трупы на пути к своей цели.

А поздней весной, когда Детский Корпус уже не номинально, а фактически, полностью, бесспорно и беспрекословно подчинялся ему одному, Александру Королёву, уже тогда начавшему называть себя Цезарем, Арсений узнал, от кого Полина Ивановна прячет своего маленького воробья.

Нет, старая ведьма не снизошла до объяснений, но как-то, вернувшись из своего очередного похода за стену, достала с верхней полки буфета пузатую бутылку коньяка. То, как обречённо женщина пила, закусывая лишь ароматным сигаретным дымом, то, с каким мрачным видом она смотрела на Ляльку, игравшую с полосатым мячом, наводило Арсения на грустные мысли, а из-за нехорошего предчувствия почему-то хотелось бежать. Всё равно, куда. Лишь бы быстро, так, чтобы ветер свистел в ушах, а грудь болела от нехватки воздуха.

Когда первая бутылка закончилась, Полина Ивановна достала вторую и впервые за вечер заговорила. Ни к кому не обращаясь и, кажется, даже не замечая, что говорит вслух.

Из сбивчивого рассказа, который Арсений слушал, за таив дыхание и боясь, что в любой момент женщина замолчит, мальчик понял две вещи. Первая: маленькая девочка – пропавшая наследница какого-то там Руслана, о котором Полина Ивановна вспоминала со слезами на глазах и дрожью в голосе. И вторая: новая звезда Детского корпуса Александр Королёв озолотит того, кто расскажет ему, где находится смешная синеглазая девочка.

Северов не знал, откуда эта информация появилась у женщины. Не знал, можно ли к ней относиться всерьёз. Понятия не имел, почему тот самый загадочный Руслан, который вот уже несколько месяцев отказывался отвечать на послания, в которых Полина Ивановна молила о встрече, не приезжает за своим ребёнком, но план уже созрел в голове.

Даже годы спустя Арсений помнил, как отстранённо катал с маленькой Лялькой мяч, полностью обратившись в слух, как зашлось сердце, категорически отказываясь принимать выдвинутое разумом предложение. Помнил, как, не прощаясь, выбежал из зелёного вагона и долго-долго бегал по полигону, пытаясь убежать от собственных мыслей.

– Другого выхода нет, – уговаривал он сам себя. – Я должен.

Той же ночью дядя прислал весточку, состоявшую всего из двух слов и одного вопросительного знака: «Когда уже?» И Арсений понял, что обречён.

Впрочем, прямо тогда ни о каком обречении он не думал, само собой. В девять лет как-то не задумываешься о фатуме, о судьбе. В девять лет ты выдыхаешь от облегчения, когда сложный выбор за тебя делают родители. В случае Арсения Северова – дядя.

«Ты слишком много думаешь, – написал он в ответ на сбивчивую историю. – И, к сожалению, думаешь не о том. Ты переживаешь из-за того, что подумают о тебе чужие нам люди. Вряд ли ты дождёшься ответного сочувствия, проживи ещё хоть сотню лет. Просто будь мужчиной. Сделай то, что должно».

Несомненно, человек, писавший эти слова девятилетнему мальчику, не ставил перед собой каких-то глобальных целей. Он хотел всего лишь подстегнуть Арсения, поторопить с выполнением задания. И в своих стремлениях он не думал о том, что чувствует мальчик. Для него он и не был мальчиком. Впрочем, мужчиной тоже не был. Только средством достижения цели, орудием в умелых руках.

– Просто будь мужчиной, – перечитал Арсений и решительно уничтожил уже подготовленное для Цезаря письмо.

Он уговаривал себя, что время есть. Что одна-другая неделя всё равно ничего не решает, зато он, Северов, за эти несколько дней попытается разузнать, зачем Цезарю синеглазый воробей.

Годы спустя Арсений вспоминал о событиях тех дней с горькой усмешкой. Как наивно было думать, что его неуклюжие поиски и расспросы останутся незамеченными, как глупо было полагать, что маленький мальчик сможет обыграть взрослого мужчину, сумевшего за несколько недель подмять под себя весь Корпус. Откуда ему было знать, что Александр Королёв, ещё не тот Цезарь, которого нынче знает весь мир, но уже почти он, всегда добивается своего. Всегда поступает по-своему. И из каждой, даже заведомо проигрышной, ситуации извлекает выгоду.

Сейчас, когда стыд уже не так болезненно обжигал сердце и щёки, Арсений понимал, что та встреча не была случайной. Скорее всего, Цезарь уже знал и о расспросах Северова, и о его библиотечных попытках найти хоть что-то про таинственного Руслана. Возможно, даже о том, что Лялька, которую он зачем-то ищет, живёт прямо у него под носом. А если и не знал, то узнал бы об этом в ближайшие дни. Тогда же ему просто захотелось проучить наглого пацанёнка, поиграть. Впоследствии игра с чужими жизнями станет любимой забавой правителя Яхона.

Он наткнулся на Арсения якобы случайно. То есть, сейчас-то эта воображаемая случайность была очевидна. Тогда же, с позиции девятилетнего мальчика, всё было естественно.

– Привет, – сказал Цезарь, лениво покусывая какой-то стебелек.

– Привет, – ответил Арсений и осторожно осмотрелся, удивляясь, что забыла звезда Детского корпуса в такое время дня на полигоне. И главное, где вся его свита? Где Мастер Ти, где поклонницы, где Палачинский, в конце концов, который ходил за ним, как привязанный?