Но делать было нечего. Пришлось остаться. За столом оживленно болтали и с удовольствием ели.

– Поешь, Майечка! Дома-то у нас ничего…

– Не могу, никогда не могла жрать на поминках.

– Обычай такой, – вздохнула Аля. – А может, и правильно. Жизнь продолжается…

Время от времени люди неохотно вставали и пытались произнести речи. Аля уловила одно – Максима никто не нахваливал, никто не говорил того, что обычно говорят на поминках: «Он был замечательным человеком, прекрасным внуком и отличным сыном, чудесным специалистом и фанатом своего дела, прекрасным мужем и отцом». Ничего этого не было. Только короткие, рубленые, сухие, похожие друг на друга фразы: «Ушел молодым, слишком рано». Ну и советы родне постараться держаться. Ни одного хорошего, доброго, теплого слова. Выходит, никто, кроме нее, его не знал? Так и не узнал? Даже собственная мать? И Аля встала. Майка, испуганно хлопая глазами, смотрела на нее и не отпускала ее руку.

Аля слабо ей улыбнулась:

– Все хорошо, не волнуйся. – И руку вынула.

Голос дрожал, был слабым, почти еле слышным. Дрожали и руки, холодные и влажные. Да и ноги – еле держали, схватилась за спинку стула.

– Я, – начала она, – попрошу вас отложить вилки и ножи. И помолчать.

Все тут же остановились и, переглядываясь друг с другом, замолчали.

– Спасибо, – сказала Аля. – Здесь никто – никто! – голос ее чуть окреп, – не сказал ни одного доброго слова про моего мужа. Ну бог вам судья. Скажу я, его жена. То есть, – она запнулась, – вдова. – Из глаз брызнули слезы. Проглотив тугой ком и взяв себя в руки, она продолжила: – Мой муж… был замечательным. Не очень удачливым, да… Сложным. Ему было сложно даже с самим собой, что говорить про всех остальных. Но у него – а я это знаю лучше других – было честное и доброе сердце. Сердце, которое умело любить и жалеть. И мы, я и наша дочь, были под крепкой защитой своего мужчины. Мы чувствовали себя женщинами, девочками. Он умел делать сюрпризы. Умел и хотел нас удивлять. И у него получалось. – Аля замолчала. – Да, и еще. Он очень старался, Старался наверстать то, что упустил с юности. Старался быть мужчиной, а мужчина – это ответственность. А еще у него, – она замолчала, сглатывая слезы, – у него была трепетная и чистая душа. Хотя он это тщательно скрывал.

Я не знаю, – после паузы продолжила она, – как буду жить дальше. После него. Как будет жить его дочь. Я не знаю. Не представляю. Знаю одно – такого, как он, я больше не встречу. Спасибо, – она оглядела притихших гостей. – И извините. Дочка с чужим человеком, и мне надо ехать. – Залпом выпив полную, до краев, рюмку водки, Аля кивнула Майке.

Та, мгновенно подскочив и подхватив ее за руку, кивнула гостям.

До двери было три, максимум пять шагов. И это были самые сложные, самые тяжелые, самые долгие, почти непреодолимые шаги в Алиной жизни.

Выйдя из зала, они услышали громкий вой Аллы.

«Не попрощалась, – подумала Аля, – а возвращаться сил нет. Ладно, вечером позвоню, извинюсь».

Дома Майка сразу уложила Алю в постель, дала таблеток и капель, принесла горячего чаю и накрыла двумя одеялами – ее трясло.

Сон навалился мгновенно, успела подумать одно: спасибо таблеткам. И еще – этот день прошел, она его пережила.

Но разве это самое сложное? Самое сложное жить дальше. Без Максима. И с тем чувством, которое с ней теперь навсегда, – с чувством вины. И еще – жить одной, всегда одной. До конца жизни. Вот что она знала наверняка – что жизнь свою она не устроит. Потому что не хочет. И никогда не захочет.

Вечером того же дня позвонила Виктория, очень удивив проснувшуюся Алю. Та выразила соболезнования и неожиданно предложила отпуск – конечно, за свой счет, здесь она ничего поделать не может, увы. Оформит по семейным обстоятельствам, сколько вам надо, можете не выходить вообще. А хотите больничный? Ну и вообще, Алевтина Александровна! Я приму любое ваше решение! Любое, вы слышите?

И совсем тихо:

– Ну как вы, моя дорогая? Хотя понимаю – дурацкий вопрос.

Удивленная и тронутая, Аля поблагодарила начальницу и попросила ее не беспокоиться, пытаясь объяснить, что на работе ей будет только легче:

– А дома… дома ужасно! И если можно, то послезавтра я выйду.

– Ну и правильно, – отозвалась Виктория. – А знаете, я бы сделала то же самое! В общем, жду!

«Удивительно, – думала Аля, – вот про кого бы никогда не подумала – так это про нее. Казалось, железобетонная стерва, без сердца и жалости. А нате вам, человек».

Школа, суетливая, шумная, встревоженная экзаменами, закрутила с первой минуты.

Аля стояла у раздевалки, как новичок. Стараясь не задеть, ее обтекали ученики:

– Здрасте, Алевтинсанна! Добрый день!

Потерянная, Аля кивала.

Сквозь толпу еле протиснулась в учительскую. Увидев ее, коллеги замолчали на полуслове.

С трудом выдавив из себя улыбку, она поздоровалась. Все переглянулись и принялись за дела.

Подошли немка Роза Степановна и физичка Леночка, к ним присоединилась Инна Львовна. Приобняли ее, выразив соболезнования.

– Вы сделали правильно, – одобрила Роза. – Работа и только работа! Я дочь потеряла, дорогая Алевтиночка. Дочь! И спаслась здесь, в этом здании.

«А я и не знала, – подумала Аля. – Роза всегда ровная и доброжелательная, спокойная и справедливая. А оказывается, такая беда».

В общем, школьная жизнь закрутила по полной.

Домой Аля не торопилась. Майка, прихватив Аньку, уехала на неделю в деревню, к родне. Звонила каждый вечер – благо тетка работала телефонисткой на почте.

Вечерами Аля приходила в себя. В те дни ей даже было хорошо в одиночестве, так уставала в школе.

Услышав голос Анюты, успокаивалась: им там хорошо! Дочка трещала без умолку – и про рыбалку с каким-то дядей Федей, и про вылупившихся ярко-желтых цыплят, и про крошечных уточек – утей, как говорила она. И про клубнику, от которой чешется попа.

После звонка из Тетешек – такое смешное название деревни – звонила Алле. Услышав невестку, та принималась рыдать. Стойко держась, Аля пыталась не разреветься. Алла то рыдала, то прекращала и начинала орать на детей. Потом поносила нерадивого мужа, грозилась с ним развестись, но Аля понимала: все это разговоры. Как Алла проживет без него, без его денег? Да и сама свекровь это все понимала.

Однажды спросила, не была ли Аля на Ваганьково.

– Пока нет, не готова. Простите.

Кажется, Алла не обиделась. Спустя пару недель позвонила сама и сказала, что надо встретиться кое-что обсудить.

«Памятник, – подумала Аля. – а что еще?»

Встретились в кафе на «Баррикадной». Алла, как ни странно, хорошо выглядела – подкрашенная, причесанная, похудевшая, помолодевшая.