Он кивнул. Лицо медленно мрачнело, губы сжались в плотнуюлинию.

– Увы, – сказал он, – будь человек изначальнодобрым, не пришлось бы его с рождения и до смерти ограждать, как волка,красными флажками. А то с каждым днем законов все больше и больше. Для нас,юристов… вы ведь тоже по образованию юрист?.. рай, но человечество в тупике.Все больше народа это понимают. Вы с этим имортизмом правы, нужен откат кбазовым ценностям. Но вам очень непросто после краха строительства коммунизма…

– Знаю, – сказал я горько, – уныние и депрессияохватили не только Россию и страны, входившие в Советский Союз. Во всем миреидеалисты получили щелчок по носу. А с крахом общечеловеческих ценностей такоеповторится во всемирном масштабе… Нет, могло бы повториться, если бы, как вслучае с коммунизмом, – крах, и все! Но здесь крах под натиском болееживой идеи. И, признаемся, во многом еще более шкурной. Как же, кто не захочетжить вечно?

Этьен засмеялся. Хмурое лицо чуть посветлело, он сказал созлорадством:

– А кто не захочет, тот недостоин жить и сейчас, верно?

– Во всяком случае, – ответил я ему в тон, – егожизнь под вопросом. И решать: жить ли ему и на каких условиях, будут так же,как вон ваша мэрия сейчас решает проблему бродячих собак в городе. Мол, надо сними и гуманно, но и чтоб не мешали жить людям… Нет, об этом не стоит всовместном меморандуме. С вашей стороны достаточно будет выражения простойозабоченности, а я пообещаю взять под личный контроль разработку нового законодательстваи… взять за пример законодательства других стран.

– Ого! – сказал он. – Это только декларация?

– Нет, – ответил я. – Как будем считать США?Цивилизованной страной? У них существует казнь и на электрическом стуле, иудушение, и газовая камера, и смертельные инъекции… Я уж не говорю пропожизненные сроки без права апелляции или просто великолепные сроки вроде пятипожизненных заключений или восемьсот лет тюрьмы и потом триста лет лагернойжизни… Просто у нас в России были самые гуманные, если их можно так назвать,законы. За преступления, за которые в Штатах казнят на электрическом стуле, унас давали три месяца тюрьмы и выпускали через две недели за хорошее поведение.Сейчас же шок только потому, что у нас слишком резкий переход от нашей слюнтявостик вашей европейско-штатовской жесткости. Так что пусть наши секретари внесутпункты в совместное заявление, что Россия строит свое законодательство наобщеевропейской основе.

На следующий день я поприсутствовал на заседании обеих палатфранцузского парламента, затем была встреча с парламентариями, затем встреча вмэрии. Я извинился, что создаю неудобства на дорогах. В конце дня мне предстоялдоклад перед академиками, а перед этим – осмотр библиотеки Мазарини и прочиеприятные вещи, если бы не весьма тревожное положение в России.

К зданию академии простелили красный ковер, прямо к ступенями выше, к парадной двери, по обе стороны – красочные, как попугаи какаду,жандармы. Или не жандармы. Но что-то очень красивое. В программе значился ещеИнститут Пастера, ну да ладно, там уже имортисты, поймут, что мне нужнеекрепить узы с теми, что еще не совсем имортист, хотел бы стать, уже всепонимает, но трусит или колеблется.

Успели вместе с президентом слетать в Бордо, дегустация вин,прекрасные зеленые поля ухоженных виноградников – красота, а в свою резиденциювернулся далеко за полночь. Потемкин в нижнем зале с кучей советников бодродиктовал машинистке, на мое появление радостно заулыбался:

– Прекрасно, господин президент, просто прекрасно!

– Что именно?

– Вы просто двужильный! Столько выпить, и все на ногах.

– Ноги в самом деле гудят, – согласился я, – нооткуда знаете, сколько я пил? Это же простое слабое вино…

– Челядь все знает, – ответил Потемкин. – Мнедонесли, донесли…

– Ох уж эти люди Мазарина, – вздохнул я. – Вы чемзанимаетесь?

– Проект совместной резолюции.

– Не рано?

– А в нее все время вносим поправки. Зато все будет учтено,ничего не забудем.

Волуев подошел ближе, деликатно напомнил:

– Господин президент, вы не забыли, что сегодня даете ужин вчесть господина Пфайфера?

Я ответил легкомысленно:

– Да я бы и обед дал, что-то есть хочется…

– Господин президент, – сказал он с укором, – ужиннамного торжественнее и значимее, чем обед!

– Это я понимаю, – согласился я, – еще состуденчества. Когда приглашаешь красотку, стараясь, чтобы ужин плавно переходилв завтрак… о, думаю, подготовка идет полным ходом?

– Да, господин президент. Уже составлены спискиприглашенных, разосланы приглашения, сейчас вот тщательно продумывают системурассадки гостей, здесь появились нюансы и непредвиденные сложности, составляемсхему проведения приема… Вы как, предполагаете толкнуть речугу или хотя бы тостна приеме?

Я подумал, сказал:

– Вообще-то да. Непристойно молчать, как рыбой по льду.

Волуев оживился, протянул руку и пошевелил пальцами:

– Давайте.

– Что?

– Речь. Или тост, что у вас будет?

– Тост, – ответил я. – А что, и меня будетепроверять на матерные слова?

– Господин президент, – сказал Волуев, речь его теклаплавно и величаво, – если на приеме предполагается тост, то хозяин приеману просто обязан послать гостю копию своего будущего тоста. Это не простовежливость, имортистам на нее плевать с высокого дерева, но – дипломатическийпротокол! Гость должен успеть приготовить ответ. Кстати, ответ он тоже пришлет,дабы, сами понимаете, никаких неожиданностей.

Я кивнул:

– Понимаю, понимаю. Ладно, составлю.

Волуев улыбнулся, покачал головой:

– Да составлять не надо. Тост начинается с приветствия вадрес гостя, общие положения то есть, что именно стало поводом для такой вотмилой встречи, далее идут строем пожелания главе государства и егосопровождающим процветания страны и счастья народу… Это даже мне писать ненадо. В общепринятую форму всего лишь подставим имя французского президента.Только и делов! Нет-нет, господин президент, самодеятельность неприветствуется. В дипломатическом протоколе шаг вправо, шаг влево – повод квойне!.. Ну почти, почти. А в ответ вас поблагодарят за оказанноегостеприимство, выразят одобрение взаимной заинтересованностью во встрече изаверения во взаимности дружественных чувств, добрые пожелания главегосударства… в этом месте пресс-секретарь французского президента подставитваше имя, пожелания процветания народу и стране, тоже подставит, какой именно…да, еще нюанс… Речи заранее переводятся на соответствующий язык ираскладываются перед каждым участником приема. Чтоб тугоухие не переспрашивали.