— Стой! — прозвучало в закрывающуюся дверь. — Я согласна!

* * *

Так… На очереди — Кристоф. Заглянула к нему. Рана затягивается хорошо, но швы снимать рано. Как же быть? Ланзо? Нет, после снятия швов потребуется ежедневная обработка и наблюдение. Значит, ничего не остаётся, как привлечь лекаря Элмо Касимиро.

Дуремар нашёлся в комнате с ранеными. На своём месте. Он, низко склонившись над деревянным лотком, перебирал в ячейках мешочки, принюхиваясь к их содержимому. Похоже, зрение у доктора не стопроцентное.

После общепринятого приветствия, он указал госпоже на стул:

— Чем могу быть полезным госпоже Вэлэри?

— Господин Элмо, уделите мне немного времени. Вы сейчас не очень заняты? Идёмте со мной. Да, прихватите свой «волшебный» порошок, — обаятельно улыбнулась, чем вызвала подозрительный прищур глаз собеседника.

Было ещё достаточно светло, чтобы не зажигать свечи. Завернув полог кровати выше, Наташа, усадив лекаря на стул, отвернула одеяло с ноги Кристофа. Он, полностью положившись на госпожу, не проявлял беспокойства, переводя взор с одного на другого.

— Господин Элмо, утром я уеду и должна быть уверена, что вы всё сделаете правильно.

— Что вы хотите этим сказать, госпожа Вэлэри? — взглянул на неё, не совсем понимая, к чему она клонит.

— Сегодня пятый день, как Кристофу зашили ногу. Вы видите, — указала ножничками на шов, — что края раны срослись и через несколько дней швы нужно будет снять.

Доктор заинтересованно следил за движением блестящих маленьких щипцов в руках девы.

— Разве не Ланзо… — уже догадался об истинном положении дел. — Почему-то я так и думал.

— Очень хорошо. Возможно, вы такое проделывали не раз. Не знаю. Посмотрите, как бы сделала я, останься здесь дольше. И спрашивайте, если что-то будет непонятно…

Элмо Касимиро склонился над раной, буркнув что-то вроде «занятно».

Наташа, смочив небольшой лоскут ткани в вине, промакнула два шовчика с самого края раны. Здесь порез был неглубоким и их уже можно снять. Осторожно зажала и потянула ножничками свободный кончик шва вблизи узла, приподняла его и, перетянув узел на другую сторону от линии пореза, извлекла нитку из глубины на несколько миллиметров. Побелевший её участок, находившийся в коже, перерезала ножницами и легко извлекла потягиванием.

— Вы поняли, что грязную наружную часть нитки нельзя продёргивать через рану. Теперь можно присыпать это место вашим порошком и прикрыть чистой повязкой… Как, всё поняли?

— Эмм… — лекарь потёр кончик носа.

— Да, швы можно снимать не все сразу. Самое сложное место вот, — указала ножничками на пересечение рубцов. — Думаю, дней через пять можно будет снять и здесь.

Пока доктор анализировал ситуацию, девушка сделала снимок на память. Кристоф вышел несколько удивлённым, наблюдая, как госпожа, подержав в руках плоский предмет, очень похожий на чёрный гладкий камень правильной формы, запрятала его в складки платья.

— Госпожа Вэлэри, — лекарь встал, — могу я спросить?

— Нет, не можете, господин Элмо. Я доверяю вам здоровье этого юноши.

Эскулап, кивнув, задумчиво направился к выходу. Обернувшись, смерил девицу долгим взором. Губы беззвучно шевельнулись:

— Non può essere… (итал. Не может быть)

— Госпожа, — Кристоф сел на ложе. — Вы уезжаете? Надолго?

— Не знаю, — присела рядом, считая своим долгом не убегать сразу. А очень хотелось. Она переоценила свои силы и уже понимала, что прощание с детьми будет самым тяжёлым. Смутное предчувствие, что она никого из них больше не увидит, лишало равновесия. — В любом случае желаю тебе быть сыном своего отца. Тебе повезло иметь таких братьев, как Ирмгард и Франц. Он вырастет и станет одним из вас. Лиутберт… Уделяйте младшим больше времени, общайтесь с ними. Вы все родные.

— Спасибо, госпожа, — его ладонь накрыла её, пожимая. — Я вас всегда буду помнить.

Тот шальной поцелуй на переправе он не забудет никогда. Только жалеет об одном, что растерялся, не ответил… Ещё долго его губы горели от прикосновения её губ, а руки ощущали тяжесть тела, желая продлить мгновения головокружительного полёта.

* * *

Наташа спускалась на первый этаж и чувство, что она после обеда то и делает, что занимается благотворительностью, не покидало её. Усталость валила с ног. Она хотела загнать себя до изнеможения, чтобы сразу уснуть и проснуться уже утром. Чтобы никаких колебаний и сомнений, чтобы сразу окунуться в водоворот новых событий, ни о чём не сожалеть и не оглядываться назад. Сейчас она глушила в себе страх по поводу исчезновения Яробора. Если он сбежал, то такое не могло пройти незаметно. Сейчас она войдёт в кухню и всё узнает. Сплетни приходили сюда первыми и, обрастая «подробностями», рассасывались по закоулкам замка, а то и графства.

— Госпожа, — настроение Берты заметно улучшилось, — хотите повечерять?

Девушка, утвердительно кивнув, присела за стол. В приоткрытую дверь просматривался колодец. Две работницы, беспокойно оглядываясь, что-то горячо обсуждали. Перехватив взгляд госпожи, кухарка оживилась, усаживаясь напротив:

— Раб сбежал.

Наташа с деланным равнодушием подтягивала плоскую большую тарелку, поданную служанкой:

— С виноградников? — приняла кубок с молоком.

— Нет, отсюда. Вы его знаете. Яробор.

— Яробор? — она остановила руку с кубком, поспешно опуская на стол, чтобы не выдать дрожь пальцев. — Он же недавно был здесь. Я его видела. — При каких обстоятельствах видела, уточнять не стала. Никто и не вспомнит. — Разве отсюда может сбежать раб? Стража вокруг.

— Вот все так думали, а его нет. Собаки след не взяли. Надзиратель в каморе заперт.

— И что ему будет? — уже чувствовала вину, что подставила человека.

— Выпорют и выгонят.

— Хоть не отрубят голову, — пробубнила, поедая творог, совершенно не чувствуя его вкуса. Полила мёдом.

— Голову-то зачем рубить? Он же ничего не украл.

— Да-да, — Наташа обрадовалась, что разговор принял нужный поворот. — Это же не экономка, которая обокрала его сиятельство.

— Да, кто бы мог подумать. Хоть мне она и не нравилась, но как-то… Женщина и голову…

— Да, согласна. Нужно было передать её на суд королю вместе с зачинщицей. Пусть бы он решал, кому рубить голову, а кого в монастырь. Это ж надо, за спиной господина, на его земле устроить золотодобычу и… — намеренно замолчала, глядя в расширившиеся глаза Берты. — А вы что, не знаете?

— Это вы про что сейчас сказали?

— Да так, мысли вслух, — заткнула рот куском пирога с малиновым вареньем, запивая молоком и отводя глаза. Пожалуй, достаточно сказала. Остальное домыслят, и цепочка потянется дальше. — А что раб?