ней, жизнь ещё теплилась в девушке, хотя ей оставались считанные минуты. Очень мучительные минуты.

— О господи, Софи… Прости, прости, я могла убить её вертушкой, но я не смогла, я испугалась, мне так жаль и…

— Нмглно… — с великим трудом выдала Софи, шевеля остатками челюстей — губ не было.

— Ч-чего? Я…

— Номано… вё… номано…

— Но… нормально? Вс-с-сё нормально? — Эмань зарыдала.

— Вё… номано… — повторил окровавленный безглазый череп Софи с остатками мяса.

Рыдающая Эмань приобняла его, после чего осторожно легла рядом и обняла уже всю Софи.

— Сп… псп…

— Не за что, — ответила Эмань и внезапно взглянула на небо. На нём действительно были звёзды. Неужели… неужели прошло столько времени?

Внезапно слёзы закончились, рыдания прекратились, эмоции точно ушли в землю. Остался опечаленный разум. Который осознавал, что потерял друзей, что они теперь очень страдают и надо остаться с ними до конца, чтобы им было легче.

— Несмотря ни на что, ты была классным другом, Софи, пусть с тобой и сложно было потрепаться за музыку, фильмы, сериалы и сплетни про певцов и актёров. С Хамуцо, в конце концов, это тоже было сложно.

— Гму-у… — положительно ответила Софи.

— Честно, я тобой восхищаюсь. Ты замечательный воин. Ни один из нас против Хамуцо бы не выстоял, разве что Йеча, — сказала Эмань, крепче сжимая Софи, хотя из-за этого вся её одежда пропитывалась кровью, лимфой и жидким содержимым органов, а под пальцами что-то отвратительно скользило. — Хотя Йеча вот против тебя не выстоял… Ты сильная, очень сильная, у меня даже слов нет и…

— Э… ча… класс…

— Да, Йеча тоже классный. И нереально пушистый. Хочешь, я за тебя всех йематинси затискаю?

— Гу…

Вскрывшееся сердце Софи билось всё медленнее, и Эмань поняла, что наконец-то она уходит.

— Могу тебе что-нибудь спеть, чтобы тебе не было так страшно.

— У-у… — последний раз отозвалась Софи и больше не издала ни звука.

Эмань начала напевать песню "Нирваны", но забыла строчку и на ходу переключилась на "Металлику", но слова потерялись и там, и потому она тут же начала другую песню, однако и там перепутала все куплеты. Так Софи услышала аж четыре песни вместо одной, но ей было всё равно, ведь она никаких песен почти и не знала.

А Эмань продолжала лежать рядом и тихо петь, глядя на небо, пока ей не стало совсем холодно, потому что Софи уже остыла.

Неожиданно звёзды загородила пучеглазая лягушачья голова.

— Хонг Эмань! Хонг Эмань!

Эмань прищурила глаз: кто-то знакомый. Точно, это Пузырчатка.

— Чего тебе, Пузи?

— Хонг Эмань! — растянула рот Пузырчатка. — Я здесь, чтобы вас отблагодарить!

Эмань тяжело вздохнула, осознавая, как же она устала, смертельно устала жить этот день.

— Мне ничего не нужно. Ты всё равно не сможешь мне это дать.

Пузырчатка медленно моргнула.

— Нужно. Нужно попрощаться с Чан Хамуцо. А я просмотрю за вашей подругой.

Глаз Эмань распахнулся.

— Она ещё жива?!

— Чан Хамуцо ещё жи… — но Эмань уже схватила девушку-батроха за руку.

— Помоги мне встать!

Хамуцо тоже была не жилец, хоть и пострадала меньше Софи. В правой руке, вывернутой благодаря благородным усилиям Бирюзы, был дадао, причём клинок был цел. Девушка так и не отпустила его.

Все из их команды, кто остался жив и не был тяжело ранен, сидели в несколько рядов вокруг лежащего тела. Бирюза, снова в человеческом обличье, сидел за её головой и сжимал руками её виски. Он больше не улыбался.

Йечи тут уже не было, его унесли в сторону Предела в безопасное место. Но, может, оно и к лучшему, что он узнает обо всём этом спустя время.

— Хамуцо! — позвала Эмань. — Хамуцо, ты меня слышишь?

Меркурия, сидевшая в ногах, повернулась на неё.

— Она никому не отвечает. Только что-то бормочет про гармонию и Даос и дышит по методике Си Ши.

— Пытается спасти себя дыханием? — голос Эмань дрогнул.

Меркурия помотала головой. Надо отдать ей должное: она была как всегда спокойна, хотя вряд ли не понимала, что происходит.

— Мы не знаем и вряд ли узнаем. Не зови её: если она придёт в сознание, ей станет очень больно, а так ей не больно. Мне так бабушка говорила, когда мои родители умирали.

Так, не открывая глаз, не отзываясь на плачи и вздохи, понемногу ускоряя темп дыхания и делая его всё более глубоким, Хамуцо доживала свои последние минуты. Прежде, чем её сердце остановилось, она очень долго выдыхала.

— Она ушла, — констатировала Тихомира.

Эмань закрыла лицо грязными ладонями, и по руке у неё, размывая землю и кровь, потекла тонкая струйка слёз.

Неожиданно из приоткрытого рта, из ноздрей, из зияющих ран, из глаз Хамуцо начало сочиться вверх что-то золотистое и сияющее. Все удивлённо уставились на тело, никто не понимал, что это.

— Похоже на энергию ци, только… плотнее, что ли? — забормотали Пенг и Дон. Рыжая тоже подползла к месту общего собрания.

Эмань убрала ладонь от глаза и тоже смотрела, не понимая.

— Собери их, — неожиданно раздался голос Бирюзы. Точно, он же не мог видеть, что происходит с Хамуцо.

— Что? — не соображала Эмань.

— Собери эти потоки и скатай их в шар, — уточнил Бирюза.

— Л-ладно…

Эмань встала и начала медленно разгонять и направлять линии ци. Пенг и Дон тоже встали и стали ей помогать. Золотые струйки, что сочились из Хамуцо, начали тянуться вверх и собираться воедино. К ним троим присоединилась Тихомира и неожиданно Пузырчатка, которая была ученицей Аллату задолго до прибытия учениц драконов и прибыла в Эрлитоу, надеюсь найти своё место, но у неё мало что получилось, зато её наняла Си Ши. В основном ради Яшмы, которая периодически нуждалась в подпитке.

Воздушное сияющее золото всё вытекало из девушки и собиралось в каплю над ней, а Эмань и другие заклинатели всё увеличивали и уплотняли её. А Хамуцо меж тем становилась всё менее похожей на живого человека и одновременно как-то существеннее, точно возвращалась в этот мир из другой, наложившейся на него реальности.

Наконец над кончиками пальцев Эмань повисла точно миниатюрная звезда: такой же светогазовый шарик, внутри которого всё вихрилось, ныряло, всплывало и проявляло иные формы хаотичного движения. Но тем не менее поверхность шарика была идеально ровной.

— Что это? — спросила Эмань, как оказалось, одновременно со всеми.

— Золотое ядро либо же золотой шар, — ответил Бирюза. — Философский камень души, силы и мысли человека, его суть и сущность.

— Что оно делает? — со смесью страха и восхищения решилась уточнить девушка.

— Узнаете немного позже, — ответил слепец, казалось, немного раздражённо. Конечно, ведь Хамуцо была к нему добра и беспокоилась