Основываясь на словах Боккаччо о том, что Данте имел много учеников, которых обучал искусству поэзии на родном языке, Э. Хаттон полагает, что Данте не просто жил у Гвидо «из милости за печкой», но зарабатывал на хлеб преподаванием (его авторству принадлежит трактат «Volgare Eloquio», в котором он на латыни доказывает, однако же, всю прелесть живого итальянского языка по сравнению с латынью; в планах Данте было написать четыре части, но остались лишь две – возможно, смерть помешала ему закончить работу; глубокий сравнительный лингвистический анализ как романских языков, так и итальянских диалектов, данный Данте, просто потрясает, равно как и его рассуждения о стилистике с примерами); вероятно, он даже занимал пост городского профессора риторики (К.М. Филлимор даже уверена в этом, основываясь на красном одеянии Данте на портретах) и еще преподавал гражданское право. Предполагается, что Данте мог занимать и какую-либо официальную должность в правительстве Гвидо, поскольку доподлинно известно, что умер Данте, заболев при возвращении в Равенну из Венеции, где он выполнял миссию посла. Дело заключалось в соляных залежах Червии, которыми теперь владела Равенна, а венецианцы хотели быть монополистами в соляной отрасли, и в конфликте по этому поводу равеннцами в Червии был убит венецианский капитан. Положение Равенны быстро стало критическим: венецианцы послали семейству Орделаффи, правившему Форли, 3000 золотых флоринов для снаряжения войска против Равенны, обещая еще бесплатно зерна и соли на все время военных действий, – те обещали мобилизовать всю пехоту, 200 всадников в первый месяц и еще 300 – во второй; венецианцы «уговорили» Малатесту из Римини (под угрозой оказаться врагом Венеции) разорвать союз с Равенной и пропустить любые войска, двигающиеся на Равенну; те же «инструкции» получили Чезена, Имола и Фаэнца.

Выбор Данте для роли главного посла был не случаен: в свое время он отважился отправиться главным флорентийским послом к папе Бонифацию VIII (ок. 1235—1303 гг., на кафедре с 1294 г.), в котором видел врага Флоренции и ее вольности, ибо папа привлек к конфликту во Флоренции Карла Валуа – брата французского короля, а на саму Флоренцию наложил интердикт, то есть отлучение с запретом богослужений и треб, включая крещение, венчание и, самое страшное для средневекового человека, отпевание (за что потом Данте и поместил папу в восьмой круг своего «Ада»); по свидетельству Боккаччо, он отлично осознавал весь риск, но твердо сказал: «Если я останусь, кто поедет? Если я поеду, кто останется?» (в смысле: тогда к папе поедут и остальные трепещущие флорентийские посланцы, Мазо Минербетти и Корацца). Кроме того, Данте был политическим единомышленником Орделаффи, а у одного из них, Скарпетты, он в 1307—1308 гг. служил секретарем. Первые переговоры состоялись в августе 1321 г.; сохранились документы о посольстве венецианцев к Чекко дельи Орделаффи и обратно.

С пребыванием Данте у венецианского дожа связан такой рассказ, переданный Э. Хаттоном (пер. с англ. – Е.С.): «Старый дож, согласно легенде, которую, как я сейчас обязан указать, теперь рассматривают как басню, принял его холодно и, как гласит история, пригласил к обеду в постный день. Послов других принцев, более могущественных, чем Полентани из Равенны, обслужили раньше, чем Данте, и подали более крупных рыб, в то время как ему – самых мелких. Эта разница в приеме уязвила Данте, и он взял одну из маленьких рыб и поднес к уху, словно ожидая, что она ему что-то скажет. Дож, наблюдая все это, спросил, что означает его странное поведение. На это Данте ответил: “Насколько я знаю, отец этой рыбы принял смерть в этих водах, вот я и спрашивал новости об ее отце”. Дож спросил: “И что она сказала?” Данте ответил: “Она сказала, что она и ее сотоварищи очень малы, чтоб что-то помнить об этом, однако я могу узнать то, о чем интересуюсь, от более взрослой рыбы, способной сообщить мне требуемые новости”. Тогда дож сразу распорядился подать Данте большую прекрасную рыбину».

Документ от 20 октября 1321 г. свидетельствует, что первое посольство, в состав которого входил Данте, не имело полномочий подписать договор и посему отправлялось обратно для консультаций и отвозило предложения дожа. Обратную дорогу Данте выбрал по суше, среди болот, либо опасаясь бурного сентябрьского моря, которое могло и отплытие задержать, и посольство погубить, а дело не терпело промедления – либо, что тоже вероятно, избегая нападения венецианских кораблей. По суше же можно было добраться до Равенны за 3—4 дня. Однако сырость и непогода сделали свое черное дело – Данте заболел (возможно, малярией) и вскоре скончался (в ночь с 13 на 14 сентября), но фактически пожертвовал он собой не напрасно: вторые переговоры привели к миру.

Известно, что в Равенне рядом с Данте – в отличие от его жены Джеммы – находились его дети: юрист Пьетро, каноник Джакопо и дочь – разные источники называют ее по-разному, Антония или Беатриче (она закончила свою жизнь монахиней в равеннском монастыре Св. Стефана У оливы; в 1350 г. Боккаччо общался с ней; еще двое детей Данте – Алигьеро и Элизео – умерли в младенчестве, а старшая дочь Империя была замужем за Тано ди Бенчивенни Панталеони). У него были верные друзья – кроме Гвидо, это были архиепископ Равенны блаженный Ринальдо да Конкореццо (или Конкорреджо; ок. 1250—1321 гг., на кафедре с 1303 г.), Дино Перини, нотариус Пьетро ди Джардино – оба дожившие до визита в Равенну в 1346 г. Боккаччо и наверняка сообщившие ему много сведений о своем великом друге; также нотариус, но притом еще и посредственный поэт Менгино Меццани, медик Фидуччо деи Милотти – Данте часто гулял с ним по окрестностям Равенны, и не исключено, что он находился рядом с умирающим поэтом в его последние часы; Никколо Карневали, Ахилле Маттарелли, Бернардо Каначчо, впоследствии сочинивший ему эпитафию, и, наконец, Джованни дель Вирджилио – друг по переписке из Болоньи: они обменивались с Данте пасторальными латинскими посланиями в стихах (эклогами) в духе буколик Вергилия. И, конечно, великий Джотто, отец Возрождения.

Джорджо Вазари пишет в его биографии, что он нарисовал портрет Данте: «Джотто… изобразил между прочим, как это можно видеть и ныне в капелле палаццо дель Подеста во Флоренции, Данте Алигиери, своего ровесника и ближайшего друга и поэта не менее знаменитого, чем был в те времена знаменит Джотто». Далее он повествует: «Между тем до ушей флорентийского поэта Данте дошло, что Джотто находится в Ферраре, и ему удалось привлечь его в Равенну, где он находился в изгнании, и заказать ему в Сан Франческо для синьоров Полента кругом всей церкви несколько историй фреской, которые были выполнены очень удачно» (но, к сожалению, не сохранились). Есть предположение, что сюжеты этих росписей Джотто подсказывал его ученый друг, тем более что Вазари утверждает это касательно иных циклов работы Джотто: «(В Неаполе Джотто) написал в нескольких капеллах названного монастыря (женского Санта-Кьяра. – Е.С.) много историй из Ветхого и Нового Завета. Истории же из Апокалипсиса, выполненные им в одной из названных капелл, были, говорят, выдуманы Данте, как, возможно, и столь прославленные в Ассизи, о которых достаточно говорилось выше, и хотя Данте к этому времени уже умер, они могли обсудить это и раньше, что среди друзей часто бывает». Позже, после работы в Римини, около 1326 г. «…он возвратился в Равенну и в Сан-Джованни Эванджелиста расписал фреской капеллу, получившую большое одобрение» (о печальной судьбе этих росписей в нашей книге рассказано ранее).

Есть сведения, что поэтом Данте интересовался – естественно, с чисто профессиональной точки зрения – равеннский инквизитор, вопросивший его во время богослужения в храме: «Ты ли тот Данте, который утверждает, что