И здесь снова я должен выразить свое восхищение, свою – и от лица моих товарищей тоже – благодарность за те несколько благодатных часов, когда все вокруг рушилось как в буквальном, так и в переносном смысле. Помощь пришла тогда, когда мы более всего в ней нуждались, во всяком случае в тот момент, когда она была наиболее ценной для нас. Ведь на самом деле мы ни на йоту не утратили силы духа, можно сказать, не бросали педали, как в буквальном, так и в переносном смысле.

Для нас все выглядело так, как если бы война все еще продолжалась, только приобрела иную форму. Выжить и достичь нашей цели во что бы то ни стало, оставаясь каждое мгновение начеку, каждый раз прибегая к уловкам, чтобы выбраться из сложной ситуации. Мы спали как сурки, зная, что кто-то присматривает за нами, и жадно поглощали завтрак, который мадам Восс подала нам утром. Мы смогли как следует помыться и наконец-то побриться после нескольких дней, когда это невозможно было сделать из-за отсутствия бритвы.

Наше утреннее прощание было еще более трогательным, чем предыдущее. Но эти люди так много сделали для нас, когда, казалось, наступил конец света! Они, как и мы, проиграли войну, и победитель заставит их дорого заплатить. Vae victis![106] Заботясь о нашей безопасности, они посоветовали нам не появляться в центре деревни, на дорогах и в окрестностях Люнебурга. Они указали нам на лес позади их дома. И родителям и детям трудно сдержать свои чувства, и перед тем, как развернуться и направиться в указанном направлении, я вижу слезы, текущие по лицу этой матери, которая с радостью добавила бы нас к своему потомству, словно заботы о собственных детях ей недостаточно.

На входе в лес я в последний раз оборачиваюсь к силуэтам, машущим руками на прощание! После крюка на восток, чтобы обойти запретные для нас места, мы возвращаемся на юго-западный курс нашего движения. Сегодня 6 мая. По мере возможности мы пользуемся проселками и тропами в лесах, идем по торфяникам, но иногда выбираемся и на дороги, только не на основные. И именно на одной из таких дорог, примерно на полпути от Люнебурга до Целле, два американских военных грузовика обогнали нас и остановились в 50 метрах впереди.

Из них вылезли два вооруженных автоматами солдата, намереваясь остановить нас, как только мы приблизимся! У нас не было времени скрыться, а развернуться и попытаться бежать было бы безумием. В грузовиках было полно пленных, и нам пришлось присоединиться к ним. Но наши велосипеды отправились в кузов вместе с нами. Грузовики были без тентов, и мы прислонили свои велосипеды к правому дощатому борту так, чтобы они смотрели вперед. Солдаты возвратились в кабину, сзади никакой охраны, и грузовики продолжили путь.

Мы сразу же завязываем беседу со своими товарищами по несчастью, особенно с тремя медсестрами. Они такие же военнопленные, что и солдаты! И не одни они. Мы уже видели других и увидим еще таких пленниц «освободителей»! Но разве положения Женевской конвенции не обязательны для победителей? Я сам это наблюдал, но никогда не слышал ни единого голоса, осуждающего подобные действия. И если верно, что военный персонал медицинских служб может быть заключен под стражу и задержан на срок от одного до трех месяцев до освобождения, то этих женщин вообще нельзя рассматривать в качестве солдат, тем более что мы уже не находимся в состоянии войны и сложили оружие.

Несколько минут спустя эти медсестры и кое-кто из соседей уже знают, кто мы такие. Нет необходимости в том, чтобы нас принимали за иностранных рабочих. Не то чтобы я что-то против них имею, просто нам нужно побыстрее завоевать доверие наших спутников, дабы они не спутали нас с теми иностранцами, которые грабят и занимаются вымогательством у немецкого населения, извлекая выгоду из поражения Германии. Не все, к счастью, такие. Мы быстро завоевываем симпатию медсестер и нескольких ближайших соседей. Вот почему мы не скрываем от них своего намерения бежать при первой же возможности.

Долго ждать нам не приходится, так как через полчаса пути грузовики останавливаются возле гостиницы наверху холма. Американские солдаты вылезают из кабин, переходят дорогу и исчезают внутри заведения. Абсолютно все! Никого не оставив ни возле грузовиков, ни на пороге гостиницы! Нас никто не охраняет! Их шесть-семь человек. Слишком удобный случай, чтобы его упускать! Мы даже могли бы бежать прямо на грузовиках. Это не составило бы труда, но слишком бросалось бы в глаза, так что не стоит искушать судьбу. Возможно, мы не зашли бы так далеко, хотя… если американцы всегда ведут себя так беспечно?.. Но нет, не стоит увлекаться, осторожность превыше всего!

Инстинктивно я больше доверяю медсестрам. Они отправляются следить за дверью гостиницы, на тот случай, если вдруг выйдут американцы. На них можно положиться, и они это докажут на деле. Нам снова не везет, потому что нас окружают «старики», и кое-кто из них боится возможного наказания в случае нашего побега. Нам и тут на помощь приходят медсестры, которые заставляют их умолкнуть и помогают нам бежать.

У нас почти нет времени на изъявление благодарностей. Очень быстро мы опускаем велосипеды через борт грузовика. Теперь нам остается лишь соскользнуть на седла и, даже не касаясь земли, рвануть с места и припуститься с такой скоростью, словно мы участвуем в гонке «Гран-при». Идущая под гору дорога перед нами благоприятствует установлению рекордов. К счастью, грузовики загораживают нас от гостиницы, когда мы стартуем. В одно мгновение мы оказываемся уже очень далеко. На первом же перекрестке, убедившись, что нас никто не преследует, мы ныряем в лес. Всякий раз леса для нас самые лучшие убежища. Очутившись под прикрытием деревьев, мы наконец можем вздохнуть с облегчением. Я улыбаюсь, представляя себе, что будут делать конвоиры, когда обнаружат наше исчезновение! Это не в первый раз.

Наверняка побег обнаружат только тогда, когда они прибудут к месту назначения, потому что остальные пленные из осторожности ничего им не скажут, и мне кажется, что, по своей обычной небрежности, наши бывшие конвоиры и не подумают пересчитывать своих пленников, когда вернутся к грузовикам. У нас теперь еще один долг, долг благодарности этим трем медсестрам. И одному Богу известно, как много солдат обязаны им своей благодарностью за их мужество и преданность, проявлявшиеся при любых обстоятельствах. Мы не держим зла на тех несговорчивых пленных. Ясно, что они боялись репрессий в случае, если бы их заподозрили как соучастников нашего побега. Но за последние три года я хорошо изучил людей подобного типа. И думаю, могу утверждать, что сойти с наезженной колеи им прежде всего не дает привычка к дисциплинированности. Им трудно представить, что военнопленный может перестать быть таковым без того, чтобы его официально освободили, с соответствующим образом оформленным удостоверением в кармане! Не думаю, что ошибаюсь в своих выводах, хотя все люди разные, это уж точно.

Этим же вечером мы останавливаемся в пригородах Целле и, если не ошибаюсь, в доме бывшего функционера «штурмовых отрядов». Здесь нас радушно принимают, и 7 мая мы уходим, двигаясь теперь только в южном направлении. Я хочу пройти через Закк, откуда был отправлен на передовую у Одера около двух месяцев назад. Я знаю, что там нас очень хорошо примут. Чтобы добраться туда, мы обходим Ганновер в направлении Хильдесхайма, где я провел несколько счастливых недель. Я храню светлые воспоминания об этом очаровательном средневековом городе, наполненные любовью к его архитектурным сокровищам, старым, наполовину деревянным домам, где шпиль на крыше одного из них, того, что выходит прямо на центральную площадь, наклонился за столетия к другому дому, который смотрит на него с противоположной стороны улицы, как если бы они были давними друзьями.