Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и в прошлом году, персидская армия шла на юг. Во время похода через Фессалию Мардоний вновь позвал под свои знамена фессалийцев, и они с охотой откликнулись на его призыв. Аристократ Форак, сражавшийся против эллинов при Фермопилах, вновь примкнул к персам и побуждал Мардония действовать решительнее. Когда же войска Мардония вступили в Беотию, фессалийцы предложили ему устроить здесь главную военную базу, чтобы держать под контролем всю Центральную Грецию и Аттику. Равнинная местность Беотии идеально подходила для действий кавалерии, а у азиатов в ней было подавляющее преимущество над греками. И пока персидские войска остаются на месте, развивали свою мысль фессалийцы, Мардонию необходимо разослать доверенных людей с крупными суммами денег по городам Пелопоннеса, чтобы они подкупом склонили на сторону персов наиболее влиятельных граждан. А как только среди членов Эллинского союза начнется раскол, Мардоний без труда одолеет своих врагов, «ибо завоевать эллинов силой и оружием, пока они единодушны, как были до сих пор, трудно даже для всех народов вместе» (Herod. IX, 2). Но Мардоний советом пренебрег, поскольку его одолело тщеславие, и он решил, подобно Ксерксу, захватить Афины.
Узнав о движении персидских войск, афиняне стали готовится к бою. Ждали спартанцев, но те медлили. Никто уже не говорил о том, что врага надо встретить в Беотии, теперь главной целью было не допустить вторичного захвата Афин. Но лакедемоняне все не шли, и тогда было принято решение вновь эвакуировать все население города на Саламин. У Мардония флот отсутствовал, и там беженцы будут в безопасности. В этот раз не было никакой паники, и афиняне оперативно вывезли на остров свои семьи и имущество. А в Лакедемон отправились послы, чтобы принудить спартанцев исполнить свое обещание и прийти на помощь Афинам. Посольство было очень представительным, в его состав вошли Аристид, по прозвищу Справедливый, стратег Ксантипп, Кимон, сын Мильтиада, известный своими симпатиями к спартанцам, и уважаемый гражданин по имени Миронид.
Ровно через десять месяцев после того, как армия Ксеркса захватила Афины, в них вступили войска Мардония. Но город был пуст, а все его богатства были вывезены. Поразмышляв, военачальник отправил на Саламин своего человека Мурихида, велев ему вновь передать афинянам те самые предложения, какие им сделал царь Александр. Возможно, Мардоний исходил из того, что повторный захват города сделает его граждан сговорчивее. В ожидании ответа полководец запретил своим воинам производить в Афинах какие-либо разрушения.
Прибыв на Саламин, Мурихид стал агитировать афинян принять предложения персов, однако потерпел неудачу. Лишь некий Ликид заявил, что предложения Мардония надо принять и представить на обсуждение народному собранию. Услышав такой совет, афиняне возмутились все как один и забили Ликида насмерть камнями. Мало того, узнав об этом, афинские женщины толпой устремились к дому, где жил Ликид, и забросали камнями его жену и детей. Что же касается Мурихида, то его живым и здоровым отпустили обратно.
Совсем иные события в это время происходили в Спарте. Когда там появились афинские послы, то лакедемоняне справляли очередной праздник, под названием Гиакинфии[75]. Афинские уполномоченные встретились с эфорами и обвинили спартанцев в нежелании воевать с персами. Они упирали на то, что когда в Афины от Мардония прибыл македонский царь Александр с предложением заключить мир, то спартанцы не на шутку перепугались и обещали афинянам все что угодно. Когда же афиняне отвергли мирные инициативы персов, то в Лакедемоне сразу же забыли все, о чем говорили. Поэтому армия противника беспрепятственно прошла через Беотию и вступила в Аттику. Истмийский перешеек перегорожен каменной стеной, флота у Мардония нет, и Пелопоннес может чувствовать себя в безопасности. Но все может измениться в любой момент, произнес Аристид, поскольку «мы сознаем, что быть в союзе с персом было бы выгоднее для нас, нежели воевать с ним» (Herod. IX, 7). Сказано было жестко, но справедливо.
Однако эфоры продолжали тянуть время, в течение десяти дней откладывая ответ афинскому посольству. Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы не нашелся один умный человек, по имени Хилай из города Тегея. Он обладал большим влиянием в Лакедемоне, и к его мнению прислушивались даже эфоры. А сказал Хилай очень простую вещь: «Дело обстоит вот как, эфоры: если бы афиняне не были в дружбе с нами, а состояли в союзе с варваром, то для перса открыты были бы широкие ворота в Пелопоннес, хотя бы поперек Истма и поставлена была мощная стена. Итак, послушайте послов прежде, чем афиняне примут какое-либо другое решение, пагубное для Эллады» (Herod. IX, 9).
Теперь даже до эфоров дошло, к каким катастрофическим последствиям может привести их упрямство. Спартанская армия уже находилась в полной боевой готовности и ждала только приказа о выступлении. Поскольку царь Клеомброт уже умер, а царь Леотихид находился с флотом на Делосе, то в городе официально правил сын Леонида Плистарх. Но поскольку он был еще мал, его опекуном был назначен двоюродный брат Павсаний, сын Клеомброта. Это была выдающаяся во всех отношениях личность: «Спартанец Павсаний был великим человеком, но в разных жизненных обстоятельствах проявлял себя по-разному, ибо обладал как блистательными добродетелями, так и тяжкими пороками» (Nep. Paus. 1). Именно Павсаний встал во главе сухопутных сил Лакедемона, его заместителем был назначен дальний родственник Эврианакт. Армия насчитывала 5000 спартанцев, при каждом из них находилось по 7 илотов. В ночь после разговора с Хилаем эфоры объявили поход, и Павсаний сразу же повел войска на север.
Наутро, едва отойдя ото сна, афинские уполномоченные вновь устремились к эфорам и сначала стали упрекать их в предательстве, а затем стали пугать тем, что Афины заключат мир с Ксерксом. Но спартанцы заявили, что их войско уже в пути, и объяснили изумленным союзникам положение дел. Афиняне поспешно отправились обратно, а вместе с ними выступили 5000 гоплитов-периэков.
Узнав о том, что армия Спарты направляется на помощь Афинам, правительство Аргоса решило срочно уведомить об этом Мардония. Аргосцы искренне ненавидели спартанцев и не находили ничего зазорного в том, чтобы уничтожить их руками персов. Когда Павсаний привел войска на Истм, гонец из Аргоса