Ирина Петровна уже выходила из леса, когда за ее спиной послышалось звериное рычание. Женщина обернулась — позади, на тропе, стояла белая волчица, смотрела на нее яростным взглядом красных глаз и угрожающе скалилась.

Директор Белозерской школы и по совместительству учительница краеведения хищного зверя не испугалась. Обернувшись к волчице всем корпусом, она улыбнулась и спросила:

— Нападешь?

Потом чуть наклонила голову, сощурила глаза и, понизив голос, произнесла с тем незыблемым спокойствием, которое вызывает куда больше страха и трепета, чем открытая угроза:

— На меня нападешь?

Волчица попятилась, не прекращая скалиться.

Ирина Петровна хмыкнула насмешливо:

— Реши уже, боишься ты меня или угрожаешь мне?

Белый хищник припал к земле, не отрывая взгляда горящих огнем глаз от женщины, но из его пасти по-прежнему доносилось яростное рычание.

— Непокорная, — улыбнувшись лишь уголком рта, сказала Ирина Петровна, и не понятно было, то ли с осуждением она произнесла это, то ли с восхищением.

Но в следующий миг ее лицо приняло холодное выражение. От всей ее фигуры повеяло зимней стужей.

— Говори уже, — велела она непререкаемым тоном, — зачем шла за мной?

Белая волчица обернулась женщиной-призраком: изумрудные глаза горят огнем гнева, черные, как ночь, волосы шевелятся выводком змей.

— Как ты могла? — с негодованием спросила женщина-призрак. — Ты обманула меня! Ты не должна была исполнять ее желание! Ты нарушила наш уговор!

Ирина Петровна вопросительно выгнула красивую черную бровь.

— С чего ты решила?

Женщина-призрак гневно нахмурилась:

— Проклятие, которое свяжет моих внуков, и не даст им иметь потомство — это было мое желание. Взамен на то, что ты исполнишь его, я пообещала служить тебе вечно. Но ты сняла проклятие, исполнив желание этой девочки. Ты нарушила свое слово!

Ирина Петровна чуть склонила голову вбок, ее глаза посмотрели на призрака с равнодушием.

— Помнишь, как звучал наш уговор? Я дала слово наложить проклятие безбрачия на твоих внуков. И я сделала это. Но я не обещала тебе, что никогда не отзову проклятие. Твоя ошибка, что не предусмотрела все, когда пришла ко мне просительницей, — не моя. Не вини меня.

Лицо женщины-призрака исказилось в болезненной гримасе.

— Что теперь с ней будет? — глухо спросила она.

Ирина Петровна вздохнула с легким раздражением и, отведя взгляд от полыхающего яростью призрака, посмотрела вдаль — туда, где пряталось в чаще леса Белое озеро.

— Что с ней будет? — переспросила она, в ее глазах застыло равнодушие. — Она проживет долгую и счастливую жизнь вместе со своим любимым. Он не оставит ее и в его сердце никогда не будет другой. Но когда их одна на двоих дорога закончится, она придет ко мне. Не сможет не прийти. Как не смогла не прийти ты.

Губы женщины-призрака дрожали: то ли от гнева, то ли от горечи.

— Кто ты? Ведьма? Божество? Нечистая сила? — спросила она. — Я служу тебе десятилетия, но до сих пор так и не поняла этого.

— Твой вопрос не имеет для меня смысла, — досадливо поморщилась Ирина Петровна. — Может быть, ведьмы и боги существуют. Может быть, нет. Я не говорю о том, чего не знаю. Я родилась здесь. Я дух этого леса, хозяйка этой земли — так было всегда, с тех пор, как я себя помню. И мне нужны слуги, которые будут охранять мои владения.

— Это жестоко, — сказала женщина-призрак. — Почему эта девочка должна платить такую цену всего лишь за то, что полюбила?

Ирина Петровна… нет, Чарна, дух озера, хозяйка леса, ухмыльнулась ей — мрачно и безжалостно.

— Потому что из-за твоей ошибки она захотела то, что принадлежало мне.

Пожав плечами, она добавила:

— В конце концов, она могла отречься от своей любви, как готов был отречься он. Как отреклась та, которая любила его раньше.

Женщина-призрак опустила голову — на ее красивом лице лежала тень тяжелой печали.

— Но она не смогла.

— Верно, — снова улыбнулась Чарна. — Все верно. Тот, кто не в силах отказаться от любви, тот, кто любит сильнее, всегда платит наивысшую цену.

Она склонила голову набок и вздохнула:

— И разве меня ты должна винить? Будущую сторожею ко мне бабка твоя привела — Анна. Пока ты о чужой девчонке беспокоилась, хотела спасти ее от повторения твоей судьбы, Анна о внуках твоих пеклась, о том, чтобы род продолжился. Ее род. Мужа ее любимого род. Ты его семя едва не загубила, когда сделку со мной заключила — внуков своих на безбрачие обрекла. А она спасла — снято проклятие с них. Ценой свободы души этой девочки спасла. Видишь? У каждого своя правда. И так уж повелось во все века: чтобы спасти или наказать одних, в жертву приносят других.

Ирина Петровна направилась по тропе к своему дому на окраине села Белозеро, но, сделав несколько шагов, остановилась и бросила через плечо:

— Не терзайся из-за ее судьбы. Не будь такой доброй. Ведь она заплатит за счастье любить и быть любимой, а ты расплачиваешься за собственную гордыню. Если бы ты простила того, кто когда-то предал тебя и бросил, ты могла бы найти свое счастье с другим. Но ты пожертвовала этим ради своей гордости.

Женщина-призрак вздрогнула, ее глаза на миг широко раскрылись и вспыхнули болью, а хозяйка леса лишь в очередной раз усмехнулась — то ли пренебрежительно, то ли с жалостью.

— Ради такой малости…

Уходя, она сказала, и слова ее донеслись до женщины-призрака тихим шелестом листвы:

— Смири свой дух, непокорная. Эта девочка станет моей лучшей сторожеей — в ее сердце так много нерастраченной заботы. Она полюбит мой лес.

* * *

Сознание возвращалось к Алене постепенно. Она словно выныривала из безбрежного океана небытия. Сначала вернулись звуки — хруст сучьев и сухих листьев под чьими-то ногами, чье-то дыхание, звук сердцебиения. Следом вернулись ощущения: мокрая одежда, холодящая тело, боль в груди, и, как будто в противовес холоду, чьи-то руки, прижимающие ее к себе и согревающие.

Кто-то нес ее на руках.

«Так хорошо пахнет…»

Что-то было в этом запахе смутно знакомое. Какое-то очень давнее, почти утраченное воспоминание настойчиво скреблось в окошко ее памяти.

А-а-ах, да… Когда она была маленькая, однажды в детском саду упала и сильно стерла кожу на локтях и коленях. Ее руки и ноги потом ужасно горели, как будто в огне, и Алена плакала от обиды: она играла с другими ребятами, было так весело, очень-очень, и вдруг упала, стало больно, и все веселье куда-то ушло. Так было обидно… А потом пришел папа — забрать ее из детского сада домой. Он взял ее на руки, и Алена, жалуясь, уткнулась ему носом в рубашку. Она вдыхала его запах, такой успокаивающий и убаюкивающий — самый лучший запах на свете. А папа тогда ласково что-то ей говорил, и она совсем забыла, что ей обидно, и снова стала счастливой. В сто раз счастливее, чем когда играла с ребятами.