– Слушай, Саня – чисто выбритый Владимир благоухал модными ароматами, – я все думаю, ты где взял все это? Заходил – на тебе один костюмчик был, куда все это прятал?

«Следователь выискался!» – про себя усмехнулся я.

– Возьми это все себе, – остановил я его руку. – Пригодится!

– Ну, спасибочки, за подарочек! Как только буду бриться, так тебя добрым словом вспомню!

Это от кого такое изобилие?! – Владимир заглянул в корзинку.

– А это Александр для нас расстарался.., – Аркадий Валентинович пытался разделать курицу.

– Свеженького пивка и воблы, эх, как сейчас нам не хватает! – Владимир примостил коробочки под матрац и сел за стол поближе к окну. – Садись, в ногах правды нет! – он хлопнул ладонью возле себя.

– Так и тем, на чём сидим, правды тоже немного, – отшутился я.

Рассмеялись и навалились на еду.

Поели и дружно убрали всё со стола, Владимир достал карты.

– Ну, что? Пару партий в буру? – он ловко перетасовал карты и протянул их священнику.

– Сын мой, я играю только в подкидного, – вежливо отстранил руку с протянутой колодой.

– Ну, тогда ты, изобретатель.

Аркадий Валентинович сдвинул колоду, и Владимир, с ловкостью фокусника стал раздавать карты. «Любопытно посмотреть, о чём он думает», – раз, и мой мозг настроился на резонанс с мыслями бывшего зэка.

«Ладно, с попа нечего взять, а вот эти два технаря, должны быть, при бабках, подманим потихоньку и обдерём, не впервой»

– Опа-на! Ваши ставки, господа конструкторы! Предлагаю сначала по пятьдесят, – он поправил колоду, лежащую на столе.

– Что говорится в священных писаниях о жажде наживы? – обратился я к священнику.

– Корыстолюбие и сребролюбие – есть тяжкий грех, – оживился священник.

– Хорошо устроились церковники: везде у них грех, бог он все видит, а кто этого бога видел?

– Я видел, и не раз! – спокойно ответил я ему.

– Ну ты. Саня, и даешь! – Владимир, сбросив карты, с изумлением воззрился на меня.

Отец Агафон даже откинулся на спинку вагонной полки.

– И какой он, бог, которого ты видел? – потянулся за прикупом банкующий.

– Обычный, мыслями и поступками похож на нас, а вот увидеть его целиком, я бы сказал, – затруднительно.

– Дык, ты сам сказал, что видел? Разыгрываешь?

– Ничуть! Более чем серьёзно говорю! Видел и не раз, беседовали, кое-чем он мне помог…

– И о чём вы с ним говорили, сын мой, – священник подался вперёд.

– О разном… Больше о судьбах людей, устройстве мироздания… Просил он меня помочь в разных делах…

– Да ты, Санёк, у нас прям второй Иисус Христос! Сын божий! И что, тоже на распятие пойдёшь?

– Не богохульствуй, сын мой! – грозно пророкотал отец Агафон.

– Да нет, батюшка, отчего же, пусть говорит! А что есть Иисус? А может он просто проводник интересов бога на земле?

– Послушайте, Александр! – подал голос Аркадий Валентинович, – я понимаю, что вы нас разыграли. Скажи вы, что бога нет, и мы горячо станем вас убеждать в обратном. А вы заявили, что он есть и даже что видели его и разговаривали с ним. Хитро! Церковь хранит доказательства божьего бытия, а у вас есть доказательства, кроме ваших слов?

– А давайте сыграем в карты, может, и доказательства найдутся? – я подвинул к себе прикуп и снял верхнюю карту. Это была шестёрка. «Так, активация информационного поля – раз, посмотрим, что там у него… Ага десятка, так меняем на семёрку. Туза – на восьмёрку, пусть удивится, когда снова посмотрит карты…»

– Открываемся, господа конструкторы, – Владимир широким жестом руки пригласил нас к игре.

– У меня вот, – Аркадий Валентинович веером разложил свои карты и, взяв несколько сброшенных, стал их разглядывать.

– Недурно, весьма недурно, – похвалил Владимир, – а у тебя, Саня, что?

Я, не торопясь, выложил карты одна за другой, бросая их по старшинству. У Владимира от удивления округлились глаза, когда я бросил последним туза.

– Не может быть! – у меня так же! – он просто поменялся в лице, когда увидел свой набор карт.

– Чёрт! У меня же был туз! И десятка! Я сам видел…

– Так туз только у меня, а остальные – в колоде.

Владимир, поднял первую карту – туз, вторую – снова туз! Резким движением перевернул остальные карты и рассыпал их по столу. Даже отец Агафон с интересом уставился на веер тузов.

– Э-э, да тут вся колода никуда не годная! – подвел итог радиоконструктор, бросив карты на стол. Они, крутнувшись в воздухе, превратились в ярких бабочек. Запорхав по купе, бабочки, словно цветные банты, расселись вокруг.

Священник перекрестился:

– Чудны дела твои господи!

– Не совсем и чудны, скорее – чудесны! – откликнулся я. – Владимир, ты говорил что-то про пиво? Какое предпочитаешь?

– Можно и «Балтику»… Холодненькое, сойдёт…

– А вот и пиво! – запотевшие бутылки блеснули на столе.

Аркадий Валентинович, от изумления, резко привстал с места и стукнулся головой о верхнюю полку.

– Так вы просто фокусник! Да, да, – фокусник высокого класса! Браво мастеру!

– А вот тут вы ошибаетесь, я же говорил, что это не фокусы. Тот бог, с которым говорю я, всемогущий и, действительно существующий, просто взял и назначил меня своим другом и помощником. А давайте, я повторю чудеса, которыми в свое время славился сын божий!

– Сын мой, а не будет ли это кощунственно? Мы верим вам и без повторения чудес Иисуса.

– Не беспокойтесь, отец Агафон, все благочинно и благопристойно! Я не собираюсь ходить босиком по воде, её тут нет, а вот воду в вино превратим. Для этого нам понадобится чаша, в которую на тайной вечере сын божий наливал воду.

– Чаша Грааля, Александр, даже светила от истории не знают, как точно она выглядела, – священник озабоченно смотрел на меня.

– Так-то светила, о то – сам бог! – активация информационного поля прошла чуть медленнее обычного и вот она – священная чаша!

Аркадий Валентинович осторожно потянулся к чаше, отдёрнул руку и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул ему – можно!

Радиоконструктор взял в руки чашу. Зачем-то понюхал её, постучал пальцем по краю:

– Деревянная… И остругана так грубо… Святой отец, а вы что скажите по поводу этой чаши?

Священник, перекрестившись, бережно взял в руки деревянную чашу, поворачивая ее, рассмотрел со всех сторон.

– Я видел этот предмет только на рисунке, да и то – этот рисунок был сделан на основе словесных описаний некой чаши, по преданию принадлежавшей Иисусу.