посетителю, который тебя зовет, сделай, что нужно, и приходи обратно. Да смотри, не делай глупостей, не пытайся удрать. Внизу, у ворот, стоят на страже десять агентов, которые сцапают тебя. Ну, иди скорей.

Метрдотель повиновался. Через пять минут он вернулся и спросил:

– Что же вам от меня нужно?

Люпен положил на стол несколько билетов по сто франков и сказал:

– На сколько вопросов ты мне точно ответишь – столько билетов и получишь.

– Идет.

– Отлично, начинаю. Сколько вас было у барона Альтенгейма?

– Семеро, не считая меня… да один раз привозили рабочих из Италии, чтобы сделать подземный ход из виллы Глисин в Гарш.

– Было два подземных хода?

– Да, один, главный, выходил из павильона Гортензии, другой сообщался с первым и оканчивался в домике госпожи Кессельбах.

– Зачем он был сделан?

– Чтобы похитить госпожу Кессельбах.

– Горничные Сюзанна и Гертруда были сообщницами?

– Да.

– Где они?

– За границей.

– Ну а твои семь товарищей из шайки Альтенгейма?

– Я давно не с ними.

– Где их можно найти?

Доминик колебался. Люпен развернул два билета по тысяче франков и сказал:

– Твои колебания делают тебе честь, Доминик, но тебе не остается ничего другого, как ответить.

– Они живут в доме номер три по улице Де-ля-Револьт в Нёйи. Одного из них зовут Старьевщиком.

– Великолепно. Теперь – как настоящее имя барона Альтенгейма?

– Рибейра.

– Плохая шутка, Доминик. Рибейра – псевдоним. А я у тебя спрашиваю настоящее его имя.

– Парбери.

– И это псевдоним.

Люпен положил перед метрдотелем три билета по сто франков.

– А, не все ли равно! – воскликнул тот. – Ведь барон умер…

– Его имя? – спросил Люпен.

– Имя? Дворянин Мальрейх.

– Что ты говоришь! Повтори!

– Рауль Мальрейх, дворянин.

Наступила долгая пауза. Люпен вспомнил сумасшедшую в Вельденце, умершую от яда. У Изильды тоже была фамилия Мальрейх…

– Откуда был этот Мальрейх?

– Предки его были французы, но он родился в Германии… Я видел как-то раз его документы… случайно… если бы он узнал это – задушил бы меня…

Люпен подумал и спросил:

– Он распоряжался вами?

– Да.

– Но у него был сообщник?

– Молчите… молчите… не говорите о нем… о нем нельзя говорить.

– Кто он, я тебя спрашиваю?

– Это глава, начальник… его никто не знает.

– Ты его видел? Отвечай! Видел?

– В полумраке… или ночью. Никогда днем. Он присылал свои приказы на клочках бумаги или по телефону…

– Его имя?

– Я не знаю. Разговоры о нем приносят несчастье…

– Он одевается в черное?

– Да, в черное. Невысокий, стройный… блондин…

– И убивает?

– Да, ему убить легче, чем другому стащить кусок хлеба. Голос метрдотеля дрожал. Он упрашивал Люпена:

– Пожалуйста, не спрашивайте меня о нем… это приносит несчастье…

Люпен замолчал, чувствуя, как ему невольно сообщался страх, испытываемый метрдотелем. Некоторое время он сидел, задумавшись, потом встал и сказал:

– Получай, вот твои деньги, но, если хочешь жить спокойно, будь благоразумен, никому не говори о нашей встрече.

Он вышел из ресторана с Дудевилем, дошел до Порт-Сен-Дени, не говоря ни слова, обдумывая все, что только что узнал.

Потом он схватил за руку своего спутника и сказал:

– Слушай, Дудевиль, ты отправишься на Северный вокзал, куда попадешь как раз вовремя, чтобы сесть в экспресс, идущий в Люксембург. Ты поедешь в Вельденц, главный город великого герцогства Депон. В ратуше ты легко достанешь метрическую запись дворянина Мальрейха и сведения о его семействе. Послезавтра, в субботу, ты вернешься.

– Извещать ли мне сыскную полицию о моем отъезде?

– Я беру это на себя. Позвоню по телефону, скажу, что ты болен. Да, погоди, одно слово. Мы с тобой встретимся в субботу в двенадцать дня в ресторане «Буффало» на улице Де-ля-Револьт. Оденься рабочим.

На следующий день Люпен, одетый мастеровым, пошел по направлению к Нёйи и начал розыски на улице Де-ля-Револьт в доме номер три.

Здесь он обнаружил огромный рабочий квартал с десятками мастерских, цехов, лавочек и сотнями рабочих.

Все послеобеденное время этого дня и утро субботы он продолжал поиски и пришел к твердому убеждению, что все семь сообщников Альтенгейма жили здесь среди рабочих.

Он познакомился с дворником, завоевал его доверие, болтая с ним битый час о самых различных вещах и наблюдая в то же время за проходившими по двору. Он приметил всех семерых: четверо открыто занимались продажей платья, двое других торговали газетами, а седьмой был старьевщиком, так его и звали.

Они приходили один за другим, делая вид, что не знакомы друг с другом. Но Люпен убедился, что поздним вечером они собирались в одном из сараев, где Старьевщик складывал свой товар: старое железо, сломанные фигурные водосточные трубы, ржавые печные трубы…

«Дело подвигается, – думал Люпен, – я назначил моему германскому другу месяц сроку, но, пожалуй, справлюсь за две недели. И что мне более всего нравится, так это то, что приходится начинать с этих ребят, которые вы́купали меня в Сене. Ах, бедный Гурель, наконец-то я отомщу за тебя. Пока не поздно».

Около двенадцати часов он вошел в ресторан «Буффало», в маленькую низкую комнату, где обедали каменщики и извозчики.

Кто-то подошел и сел рядом с ним.

– Всё сделано, начальник.

– Ах, это ты, Дудевиль. Ну вот и хорошо. Говори скорее, что узнал о метрической записи, ну, живо!

– Я узнал следующее: отец и мать Альтенгейма умерли за границей.

– Далее.

– У них осталось трое детей.

– Трое?

– Да, старшему теперь было бы тридцать лет, его звали Рауль Мальрейх.

– Это покойный барон Альтенгейм. Дальше.

– Младшую дочь звали Изильдой. В списке напротив ее имени написано свежими чернилами: «Скончалась».

– Изильда… Изильда… – повторил Люпен. – Значит, я верно предполагал, что она была сестрой Альтенгейма. Действительно, мне почему-то показалось знакомым выражение ее лица… Теперь это объясняется. Ну а третий или, вернее, второй ребенок?

– Сын, ему теперь было бы двадцать шесть лет.

– Имя?

– Луи Мальрейх.

Люпен невольно вздрогнул:

– Да, это он… Луи Мальрейх… Начальные буквы Л… М… Ужасная, страшная подпись. Да, убийцу зовут Мальрейхом. Он – брат Альтенгейма, брат Изильды и убил и того и другую, опасаясь, что они его выдадут.

Люпен долгое время молчал.

– Но чего же бы он стал бояться со стороны Изильды? – прервал молчание Дудевиль. – Ведь она была сумасшедшей.

– У безумных бывают минуты просветления, и в одну из таких минут она могла вспомнить о своем детстве и узнать брата, вместе с которым воспитывалась. За это воспоминание она и заплатила жизнью.

И, помолчав немного, он сказал:

– Сумасшедшая! Да они все сумасшедшие… Мать безумная… Отец алкоголик… Альтенгейм – зверь, дегенерат. И этот тоже чудовищный убийца – маньяк и идиот.

– Вы