Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С человеком, подарившим вам семерку отъявленных бандитов.
– Но все-таки мне хотелось бы знать…
– Мое имя?
– Да.
– Арсен Люпен.
Он сбил с ног полицейского и, вскочив в проходивший мимо автомобиль, приказал ехать к заставе Терн.
Дом номер три на улице Де-ля-Револьт был близко оттуда, и Люпен направился к нему. Несмотря на все свое хладнокровие и умение владеть собой, Люпен не мог подавить волнения, охватывавшего его при мысли, найдет ли он госпожу Кессельбах. Куда отвел ее Луи
Мальрейх: к себе или в сарай к Старьевщику?
Люпен взял у Старьевщика ключ от этого сарая, и ему было легко теперь, пройдя через несколько дверей дома, открыть сарай.
Он зажег фонарь и огляделся. Направо было пустое пространство, где сегодня вечером они совещались.
На диване, о котором говорил Старьевщик, виднелось что-то черное. Закутанная в одеяло, с завязанным ртом там лежала Долорес.
Он освободил ей рот.
– Ах, это вы… наконец… – проговорила она слабым голосом. – Они вам ничего не сделали?
И, вдруг сев и показывая на стену, она сказала:
– Он там… я слышала, он ушел туда… Идите, идите, прошу вас…
– А вы… – начал он.
– Нет, его, убейте его… убейте…
Страх, казалось, придал ей сил, и она упорно повторяла свою просьбу.
– Я не могу больше жить. Спасите меня от него… это необходимо… Я не могу больше… Он развязал ее, заботливо уложил на диван и сказал:
– Вы правы… К тому же вам нечего бояться, и я сейчас вернусь. Когда он собирался уходить, она живо схватила его за руку:
– А вы?
– Что я?
– Если этот человек…
Казалось, что, сама направив Люпена на эту борьбу, она в последний момент была бы счастлива удержать его.
Он тихо ответил:
– Благодарю. Будьте покойны. Мне нечего бояться… Он один.
И, оставив ее, он направился вглубь сарая, к стене, где, как он это и ожидал, стояла лестница, ведшая к слуховому окну в соседний сарай. Этой дорогой вернулся Мальрейх к себе домой на улицу Делезман.
Люпен пролез через окно в другой сарай и спустился в сад позади дома, в котором жил Мальрейх.
Странная вещь: Люпен ни на минуту не сомневался в том, что он найдет там Мальрейха! Он был уверен, что неизбежно встретится с ним и наконец-то закончится эта ужасная борьба, которую они ведут друг против друга в течение нескольких месяцев. Еще несколько минут – и все будет кончено.
Он был смущен и взволнован до глубины души. Схватив за ручку двери, он повернул ее, и дверь свободно открылась. Дом даже не был заперт.
Он прошел на кухню, в переднюю и стал подниматься по лестнице, нисколько не стараясь заглушить шум своих шагов.
На площадке он остановился. Пот выступил у него на лбу, и кровь стучала в висках. Он вынул из карманов револьверы и положил их на ступеньку.
– Не надо оружия, – сказал он, – только мои руки, больше ничего…
Перед ним находились три двери. Он выбрал среднюю и свободно, без всякого затруднения, открыл ее.
В комнате не было огня, но через большое открытое окно брезжил свет, и он увидел занавеси алькова. И кто-то там двигался. Он быстро направил туда луч своего фонаря:
– Мальрейх!
Он! Он! Его бледное лицо, стальные глаза, впалые щеки и худая жилистая шея. В пяти шагах от Люпена был Мальрейх!
Люпен медленно приближался к нему. Тот не двигался.
Видел ли он что-нибудь? Сознавал ли, что происходит? Еще шаг…
«Он будет защищаться, – подумал Люпен. – Необходимо, чтобы он защищался». И Люпен протянул руки по направлению к нему.
Мальрейх не двинулся, не подался назад, казалось даже, что он не моргал глазами. Наконец Люпен дотронулся до него.
И вдруг Люпен потерял голову. Он отбросил Мальрейха на кровать, подмял его под себя, закатал его в простыни, связал и держал на руках, как дикий зверь свою добычу. Мальрейх не сопротивлялся.
– А! – воскликнул Люпен. – Наконец-то я поймал тебя!
Снаружи, с улицы, послышались шум и удары в ворота. Он бросился к окну и закричал:
– Это ты, Вебер. Уже? Молодец, ты образцовый помощник. Ломай ворота и беги сюда.
Как раз вовремя!
В несколько мгновений он обыскал платье Мальрейха, вынул бумажник, из ящиков письменного стола вытащил бумаги и быстро стал просматривать их. Невольный крик радости вырвался у него. Связка знаменитых писем, которые он обещал вернуть императору, была там!
Он положил остальные бумаги на место и подбежал к окну.
– Готово, Вебер! Ты можешь входить. Убийца Кессельбаха лежит в постели связанный.
Прощай, дружок!
Быстро сбежав по лестнице, Люпен направился к сараю, и в то время, как Вебер, взломав ворота, входил в дом, он был уже около Долорес Кессельбах.
Он один арестовал семерых сообщников Альтенгейма и передал в руки правосудия их таинственного начальника, чудовищного убийцу – Луи Мальрейха.
III
На широкой деревянной террасе перед столом сидел молодой человек и писал стихи.
– Недурно, – послышался голос сзади. – Амабль Тастю писала не лучше. Конечно, не всякий может быть Ламартином…
– Вы!.. Вы!.. – воскликнул молодой человек смущенно.
– Да, поэт, это я. Арсен Люпен пришел навестить своего дорогого друга Пьера Ледюка.
Пьер Ледюк дрожал, как в лихорадке.
– Час наступил? – спросил он.
– Да, мой милый, мы подходим к пятому акту, к развязке, и ты, Пьер Ледюк, оказываешься героем пьесы. Какая честь!
Молодой человек встал:
– А что, если я откажусь?
– Дурак!
– Очень просто, возьму и откажусь! Кто может меня заставить принять роль, которую я не выбирал и не знаю, но которая мне заранее внушает чувства отвращения и стыда.
– Идиот! – повторил Люпен.
И, заставив Пьера сесть, он стал рядом с ним и продолжал очень ласковым голосом:
– Ты, конечно, не забыл, что тебя зовут не Пьер Ледюк, а Жерар Бопре. Если же ты носишь громкое имя Пьера Ледюка, то это значит, что ты, Жерар Бопре, убил Ледюка и взял себе его фамилию.
Молодой человек отскочил, возмущенный:
– Вы с ума сошли, вы отлично знаете, что вы сами все это подстроили!
– Да, конечно, я это знаю, но полиция этого не знает, и что же скажет прокурорский надзор, если я ему представлю доказательства, что настоящий Пьер Ледюк умер насильственной смертью, а ты занял его место?
Побледнев, Ледюк пролепетал:
– Этому не поверят… Зачем мне это делать? С какой целью?
– Дурак. Цель так очевидна, что даже Вебер бы заметил это. Довольно одной фамилии: Ледюк – герцог. Ты лжешь, утверждая, что ты не хочешь брать на себя роль, которую ты не знаешь. Эту роль