И тогда я понимаю. Хардин. Это из-за Хардина. Я всегда буду чувствовать себя как дома там, где есть он.

– Что ж, жаль. Может, я как-нибудь заеду в Сиэтл. У меня там живут друзья, – говорит Зед. – Ты не будешь против? – спрашивает он через пару секунд.

– Нет! Конечно, нет.

– Хорошо! – смеется он. – В эти выходные я лечу во Флориду к родителям, вообще-то я уже опаздываю на самолет, так что тогда, может, в следующий раз?

– Да, обязательно. Только предупреди меня. Приятного путешествия.

Заканчиваю разговор и кладу телефон на стопку своих бумаг, и всего через мгновение он начинает вибрировать.

На экране высвечивается имя Хардина; я делаю глубокий вдох и, не обращая внимания на трепет в груди, отвечаю ему.

– Чем занимаешься? – сразу спрашивает он.

– Э-э, ничем.

– Где ты?

– У Ким и Кристиана дома. А ты где? – с сарказмом интересуюсь я.

– Дома, – спокойно отвечает он. – Где мне еще быть?

– Не знаю… в спортзале? – За неделю Хардин не пропустил ни одной тренировки.

– Я только что оттуда. Пришел домой.

– И как прошло, мистер Краткость?

– Так же, – лаконично отвечает он.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Нет. Все в порядке. Как прошел день?

Он быстро меняет тему. Интересно почему? Но не хочу давить на него, особенно после звонка Зеду, из-за которого я и так чувствую тяжесть в груди.

– Нормально. Пожалуй, затянуто. Мне по-прежнему не нравится политология, – жалуюсь я.

– Я говорил, брось ты ее уже. Можешь взять другой факультативный курс по общественным наукам, – напоминает он мне.

Я ложусь на кровать.

– Знаю… все будет в порядке.

– Сегодня остаешься дома? – спрашивает он с явной тревогой в голосе.

– Да, я уже в пижаме.

– Хорошо, – говорит он, и я закатываю глаза.

– Я звонила Зеду, всего пару минут назад, – выпаливаю я.

Почему бы и не разобраться? В трубке повисает тишина, и я терпеливо жду, когда Хардин перестанет учащенно дышать.

– Что-что? – резко спрашивает он.

– Я звонила, чтобы поблагодарить его… за прошлый выходной.

– Но зачем? Я думал, мы… – Я слышу его тяжелое дыхание и понимаю, что он едва сдерживает свой гнев. – Тесса, я думал, что мы работаем над нашими проблемами.

– Верно, но я у него в долгу. Если бы он там не появился …

– Я знаю! – рявкает он, словно пытаясь от чего-то отгородиться.

Я не хочу ссориться, но мне не стоит надеяться на перемены, если я буду что-то от него скрывать.

– Он сказал, что собирается как-нибудь приехать в гости, – говорю я.

– Он не поедет к тебе, и точка.

– Хардин…

– Тесса, нет. Он не поедет. Я тут стараюсь изо всех сил, понимаешь? Я чертовски стараюсь не сорваться прямо сейчас, поэтому помоги мне хоть немного и согласись со мной.

Сдавшись, я вздыхаю:

– Ладно.

Если я буду проводить время с Зедом, вряд ли это хорошо для нас закончится, и для Зеда тоже. Я не могу снова вводить его в заблуждение. Это нечестно по отношению к нему, и я думаю, мы вряд ли сумеем поддерживать чисто дружеские отношения – что в глазах Хардина, что в его глазах.

– Спасибо. Вот бы ты всегда так легко подчинялась…

Что?

– Я никогда не стану просто подчиняться, Хардин, это…

– Тише, тише, я шучу. Не стоит так заводиться, – быстро говорит он. – Раз мы затронули эту тему, может, я должен что-то еще?

– Нет.

– Хорошо. А теперь расскажи мне, что нового на этом дурацком радио, по которому ты сходишь с ума.

Рассказываю в подробностях о женщине, которая искала свою забытую школьную любовь, когда сама ждала ребенка от соседа, и о том, какой скандал разразился в итоге. От этого оживляюсь и начинаю смеяться. Когда я упоминаю о кошке Мэззи, я уже истерически хохочу. Говорю, как трудно, должно быть, любить кого-то, когда ты беременна от другого, но он не соглашается. Конечно, он считает, что эти тетки сами стали причиной скандала, и дразнит меня за то, что я увлеклась ток-шоу на радио. Хардин смеется над историей, которую я рассказываю, а я закрываю глаза и представляю, что он лежит рядом со мной.

Хардин

– Прости меня! – тяжело дыша, говорит Ричард.

Он вытирает рвоту с подбородка; все его тело в поту. Опершись о дверной проем, я размышляю, стоит ли мне уйти, оставив его в собственной вони, или нет.

И так весь день – его рвет, он трясется, потеет, стонет.

– Скоро все выйдет из моего организ…

Он наклоняется над унитазом, и его снова рвет фонтаном. Охрененно. На этот раз он хотя бы добрался до туалета.

– Надеюсь, – говорю я, выходя из ванной.

Я открываю окно на кухне, впуская внутрь прохладный воздух, и достаю чистый стакан. Со скрипом открываю кран и наливаю в него воду. Я качаю головой.

Какого хрена мне с ним делать? У него детоксикация – по всей моей чертовой ванной. Снова вздохнув, беру стакан и упаковку крекеров, отношу все это в ванную и ставлю на край раковины.

Я трогаю Ричарда за плечо.

– Съешь вот это.

Он понимающе кивает – а может, просто дергает головой из-за белой горячки и/или ломки. Кожа у него такая бледная и липкая, что похожа на глину. Не думаю, что крекеры ему помогут, но мало ли.

– Спасибо, – наконец со стоном говорит он, и я оставляю его заблевывать ванную в одиночестве.

Без нее спальня – моя спальня – совсем не та. Когда я ложусь, кровать всегда застелена как-то не так. Я столько раз пробовал заправить края простыни под матрас, как это делает Тесса, но это просто невозможно. Мои вещи, и чистые и грязные, разбросаны по полу, журнальные столики заставлены бутылками из-под воды и банками из-под газировки. И еще тут холодно. Отопление включено, но в комнате просто… холодно.

Отправляю ей последнее на сегодня сообщение, желаю спокойной ночи и закрываю глаза, надеясь, что буду спать без снов… хоть раз.

– Тесса? – зову я из коридора, вернувшись домой.

В квартире тихо, раздаются лишь едва слышные звуки. Может, Тесса говорит с кем-то по телефону?

– Тесса! – повторяю я, открывая дверь в спальню.

От увиденного я замираю на месте. Тесса лежит поверх белого одеяла, ее светлые волосы прилипли ко лбу; одной рукой она сжимает спинку кровати, а другой – чьи-то черные волосы. Она двигает бедрами, и я чувствую, как горячая кровь, пульсирующая в моих венах, становится ледяной.