— Вы оставите попытки меня засадить? — тихоспросил Трент и застыл от невысказанной мысли. У него губы раскрылись, онпосмотрел на Квена, пораженный. — У нее фокус, — сказал он Квену иповернулся ко мне в радостном удивлении. — Вот что ты хочешь отдатьПискари! Фокус у тебя, — сказал он между приступами смеха. — Как же яне понял, что он у тебя!

Я похолодела, сердце провалилось куда-то вниз. Ох, блин…

Я встала, но между нами возник Квен.

— Стой! — сказала я, выставив вперед руку, и онпослушался. С колотящимся сердцем я удерживала его на расстоянии рукой срасставленными пальцами, лихорадочно соображая… Это Трент убивал верволъфов?

— Ты убил Бретта? — спросила я и увидела, как онпокраснел. — Так это ты! — воскликнула я, опуская руку и разгорячаясьзлостью. Черт побери, это что ж я такое сейчас чуть не сделала? Что со мной?Такого не должно было быть!

— Я его не убивал, — ответил Трент, играя желваками наскулах. — Он сам себя убил. До того, как мог мне сказать, что фокус увас, — договорил он, держа руки за спиной.

Квен покачивался на носках, опустив свободно руки. Я будтово сне ему сказала:

— Ты убил Бретта. И секретаршу мистера Рея. И помощникамиссис Саронг.

Лицо Квена потемнело от чувства вины, мышцы его напряглись.

— Сволочи вы, — шепнула я, не желая этому верить,проклиная себя за то, что хотела видеть Трента лучшим, чем он есть, чтобы обаони были не просто хладнокровными убийцами и палачами. — Я думала, Квен, утебя больше чувства чести.

Пожилой эльф стиснул зубы.

— Мы не убивали их, — сказал Трент, защищаясь, и япрезрительно фыркнула. — Они совершили самоубийство, — настаивал он,этот дьявол с безупречной прической в идеальном костюме. — Все они. Никтоиз них не обязан был умирать. Они могли мне сказать.

Будто была какая-то разница.

— Они не знали, что он у меня.

Трент шагнул вперед, показывая на меня пальцем, и Квеноттянул его назад.

— Рэйчел, идет война, — сказал эльф помоложесдавленным голосом, стряхивая руку Квена. — На войне гибнут и посторонние.

Я глядела на него, глазам своим не веря.

— Трент, это не война. Это ты рвешься расширить своювласть. Трент, ну куда тебе еще! Ты такой параноик, что тебе для чувствабезопасности нужно быть царем всего, мать его, мира?

Я вспомнила мою церковь, моих друзей и вскинула голову. Да,они убивали, но Айви пыталась вырваться из этого, а Дженксу приходилось, чтобывыжить самому и дать выжить своим детям. И я тоже вполне сознательно принесла вжертву Ли, чтобы выжить самой. Не могу утверждать, что я такая уж белая ипушистая. Но я никогда не убивала ради денег или власти, И мои друзья тоже.

Мои слова задели Трента, и он покраснел — от стыда или вины.

— Сколько вы за него хотите? — спросил он тихо.

Я уставилась на него, разинув рот. Не в силах поверить.

— Ты… ты хочешь его купить? — пролепетала я. Трентоблизал губы:

— Я бизнесмен.

— По профессии, значит. А убийца — это у тебя хобби такое?Или ты считаешь, что трудное положение твоего вида дает тебе право убивать?

С искаженным от стыда и гнева лицом Трент одернул на себепиджак. Если бы он при этом еще вытащил чековую книжку, я бы напустилась нанего с воплем.

— Все, что захотите, Рэйчел. Любые гарантии вашейбезопасности. Вашей, вашей матери, Дженкса, даже Айви. Столько, что сможетекупить все, что захотите.

Как у него это все легко получается. Но я уже не хочу с нимиметь дело. Пискари убивает, но у него нет понятия жалости или угрызенийсовести. Корить его — как говорить акуле, что она плохая рыба и что нехорошоесть других. Но Трент? Этот знает, что поступает дурно, и продолжает поступатьтак же.

Но Трент ждал, не опуская глаз. А я его ненавидела,ненавидела до глубины души. Он привлекателен и могуч, и я поддалась на этонастолько, что у меня ощущение добра и зла затуманилось. Да, он может меняубить. И что? Разве правильно будет с ним идти на сделки, Чтобы спасти себежизнь? Какого черта вообще ему верить, что он сдержит свое слово? То же самое,что заключать договор с демоном или использовать демонское проклятие. И то идругое — легкий выход, ленивый выход.

Я не буду использовать демонские проклятия. Я не будузаключать сделки с демонами. Я не буду верить, что Трент сдержит слово. Онхладнокровный убийца, ставящий свой вид выше всех других. Ну и пошел он кчерту.

Квен понимал, что я думаю, и я видела, что он подобрался. НоТрент — нет, он не настолько чуток. Бизнесмен он, а не воин. Симпатичный такойбизнесменчик.

— Я вам дам за него четверть миллиона, — сказалТрент, и

мне стало противно.

Я передернулась:

— Не получишь ты его, ты, пыль от пикси. Если он объявится,начнется война. Я его отдам Пискари, чтобы тот спрятал его снова.

— Он вас убьет, как только получит фокус, — тут жеответил Трент, искренне и правдиво. — Не будьте дурой на этот раз. Отдайтеего мне. Я смогу защитить вашу безопасность. Я не буду начинать войну, простоустановлю равновесие.

— Равновесие? — Я шагнула вперед и остановилась, когдаКвен зеркально повторил мое движение. — А может быть, прочихвнутриземельцев устраивает то равновесие, что есть сейчас? Может, время эльфамвымереть? Если все они такие, как вы с Элласбет, жадные до денег и власти, то,быть может, вы настолько оторвались от корней, от благодати и морали, что ужемертвы как вид? Мертвы, похоронены и земля пухом, — сказала я насмешливо,глядя, как наливается кровью Трент. — Если вы с ней — образец, по которомуты будешь восстанавливать вид, то спасибо, не надо.

— Это не мы оставили безвременье демонам! — крикнул он,изливая честную и неприкрытую злость, свою движущую силу в приступе раздраженияи досады. — Вы нас бросили! Вы нас бросили биться одних! Мы жертвовалисобой, а вы пятки смазали салом! И если я теперь безжалостен, это вы меня такимсделали!

Ах ты сволочь…

— Не надо меня обвинять в том, что сделали мои предки!

Трент скривился:

— Десять процентов моего портфеля, — сказал он, кипявнутренне.

Гад и псих.

— Не продается. Уходи.

— Пятнадцать процентов. Это треть миллиарда.

— Убирайся из моей церкви ко всем чертям!

Трент хотел что-то ответить, потом посмотрел на часы.

— Мне жаль, что у вас такие чувства, — сказал он.Громко прозвучали его шаги, когда он отошел обратно к роялю. Сунув подарок дляКери в карман, он спросил, будто между делом: —