– И что теперь? – спросила она у Оливье, которыйнаплакался, ослабел и уснул.

Но в шесть утра малыш снова огласил округу требовательнымивоплями. Ей нечего было дать ему. Они не ели уже восемнадцать часов, и, еслинемедленно не дать мальчику молока или воды, он может погибнуть.

Она уже решила попробовать самостоятельно добраться долагеря и, если остановят немцы, объяснить, что она американка. Но Оливияопасалась, что они сначала откроют огонь, а потом начнут допрос, и предпочлаостаться. Оливье исходил криком, и она, отчаявшись, приложила его к груди.Малыш удовлетворенно зачмокал. Что ж, по крайней мере немцы не услышат детскогоплача!

Только к концу этого бесконечного дня она услышала шуммоторов. Выглянув в крошечное окошко, она увидела два грузовика. Похоже, этосоюзники!

Оливия испустила торжествующий вопль и, просунув руку сквозьраму с выбитыми стеклами, лихорадочно замахала. Машины остановились и началиразворачиваться. Оливия, одной рукой прижимая к себе ребенка, спустилась вниз иедва не упала от неожиданности. В первой машине сидела сержант Моррисон, вовторой оказались водитель и Чарлз. Когда вчера вечером Оливия не вернулась,Чарлз отправился на поиски.

– Слава Богу, – выдохнула она, благодарнооглядывая всех. Оливия была уверена, что о ней забыли и бросили умирать. Надеждапочти оставила ее.

Но Чарлз, ни слова не говоря, уселся в машину. Очевидно, онвсе еще злился.

– Тебя могли убить, – ледяным голосом процедил он;руки его тряслись. Он провел бессонную ночь, воображая всяческие ужасы. Стольковсего на него свалилось! Исповедь сестер, смерть Виктории, ужасы войны, виднесчастных жертв, и Оливия, едва не погибшая в грязной конюшне. Такому мирномучеловеку, как он, все это нелегко пережить, и теперь он едва ворочал языком отусталости и отупения.

– Прости, – тихо ответила Оливия, пытаясь вынестисилу его ненависти. Но как ни странно, ему показалось, что это говоритВиктория. Чарлз даже не успел признаться, как он волновался за нее. ПенниМоррисон запихнула ее в грузовик вместе с ребенком, и они помчались по дороге,успев в лагерь еще до сумерек. Оливия рассказала о смерти Марселя, нооказалось, что его уже нашли. Ночью тело мальчика вместе с еще пятью трупамидолжны были принести в лагерь.

– Простите, – повторила Оливия сержанту, просяпрощения за Марселя, за войну, за Викторию и за взгляд Чарлза. Теперь оназнала: он никогда не простит.

При первой возможности она побежала в столовую кормитьребенка, а Чарлз отправился в штаб, чтобы попробовать заказать билеты на судно,отплывающее из Бордо. Назавтра были назначены похороны Виктории, но Оливиясловно оцепенела и ничего не ощущала.

Похоронная церемония оказалась совсем скромной. Священникпробормотал несколько слов, тело лежало в простом сосновом гробу, а на могилене поставили даже таблички, только маленький белый крест, как тысячи других.Оливия надеялась только, что сестра упокоилась рядом с Эдуаром. Но сама онабыла так потрясена, что даже не могла плакать. Сегодня хоронят ее, часть еедуши, часть разума, часть сердца. Что она теперь без сестры? Так, пустаяоболочка…

И вот теперь сестру опускают в землю, а она держит сынаВиктории, который смотрит на происходящее круглыми непонимающими глазенками. Оннаелся и всем доволен. И не знает, что видит мать в последний раз.

Чарлз неотрывно смотрел на Оливию. Он с ума сходил отбеспокойства за нее, но та, из чистой гордости, не подпускала его к себе. Онидержались словно чужие и почти не разговаривали.

Наконец Оливия положила на могилу маленький белый цветочеки, плача, отошла. Она задыхалась от горя и тоски. Все потеряно. Все на свете: сестра,любимый, дочери. Но страшнее всего гибель сестры, сводившая ее с ума,терзавшая, будто незаживающая рана. Вынести все это не было никаких сил.

Они медленно направились к центру лагеря, и, прежде чемЧарлз успел сказать что-то, Оливия исчезла в палатке, откуда не выходила довечера. Чарлз спрашивал о ней, но усталые, измученные люди отмахивались отнего. Последнее время в лагере был большой приток новых волонтеров, и многиедействительно не знали ни Викторию, ни Оливию.

Сестры милосердия взяли ребенка у Оливии, и остаток дня оналежала и плакала. И не желала ни с кем разговаривать, даже с Чарлзом. В памятиеще были свежи его безжалостные слова и презрительный взгляд.

Наутро они выехали в Бордо. На прощание Оливия поблагодариласержанта Моррисон и всех сестер милосердия. У Дидье в глазах стояли слезы. Оннежно поцеловал ребенка и сказал, что никогда не забудет ни его, ни Викторию.Люди махали им вслед, а ведь Оливии даже были неизвестны их имена. Беда в том,что даже это теперь не играло роли.

К вечеру они оказались в Бордо и до полуночи просидели ввестибюле маленького отеля, ожидая, когда можно будет подняться на борткорабля. Багажа у них почти не было, и Оливия только купила кое-что для малыша.Скорее бы добраться домой. Оливье заменит ей целый мир, семью, сестру. Онапродолжала прикладывать его к груди, и неожиданно случилось чудо: у нее сновапоявилось молоко. Пусть Оливье всего лишь племянник, а не сын – он все равнопрощальный подарок Виктории, и тем драгоценнее для нее.

– Что ты будешь с ним делать? – спросил Чарлз. Ониотплыли из Нью-Йорка всего две Недели назад, а казалось, прошла вечность.

– Возьму с собой в Кротон.

– Ты собираешься там жить? – вежливо осведомилсяон, и Оливия кивнула.

– Наверное.

Больше он не сказал ни слова, и остальное время оба молчали.

На этот раз у них было две каюты. На этом настоял Чарлз,решив, что так будет приличнее. Они путешествовали как мистер Чарлз Доусон имисс Оливия Хендерсон с племянником. Они почти не виделись. Он все ещезализывал раны, нанесенные самолюбию, и держался на расстоянии. Чувствуя это,Оливия не выходила из каюты, а если и выходила, то старалась не натыкаться нанего.

Чарлз тем временем непрестанно думал о Виктории и о еепредсмертном разговоре с ним. Она права, права во всем. Каким ужасным ударомявилась для Оливии кончина сестры! Неизвестно, сумеет ли Оливия жить без нее.Истерзанные души, разбитое сердце…

Но как же они все-таки решились на обман? Заставить Оливиюжить с ним как с мужем целый год! Может, он и в самом деле подсознательночувствовал все, но не хотел видеть истину? Ведь были же моменты, когда онподозревал что-то, но вынуждал себя выбрасывать из головы тревожные мысли,потому что так легче.

Он понял также, что Виктория уговорила сестру согласиться,обещая, что Чарлз к ней не притронется. И так оно и случилось бы, если бы всене изменилось в один прекрасный день… потому что она была такой нежной… милой…И он страстно хотел ее.

Пусть они не были женаты, но таких чувств он не испытывал ник одной женщине. И ни с одной женщиной.