Период с марта 1949 года по июнь 1950-го характеризуется резким усилением в руководстве позиций Маленкова и Берии (шансы последнего подкреплялись успешным испытанием атомной бомбы), приближением к властному Олимпу Н. С. Хрущева (в декабре 1949 г. стараниями Маленкова он был избран первым секретарем Московского комитета и секретарем ЦК партии). Параллельно происходило укрепление позиций заместителя председателя Совмина СССР Н. А. Булганина. 18 февраля 1948 года он был переведен из кандидатов в члены Политбюро, а в феврале 1951 года утвержден председателем бюро Совмина по военно-промышленным и военным вопросам. Фактически это означало новое ущемление позиций Берии.

В 1949 году по сфабрикованному при активном участии Маленкова «ленинградскому делу» началось уголовное преследование большой группы руководителей, взращенных ленинградской партийной организацией. Первые аресты были произведены в августе. А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, П. С. Попков обвинялись в проведении в Ленинграде с 10 по 20 января 1949 года Всероссийской оптовой ярмарки без специальной санкции правительства СССР. Н. А. Вознесенский был обвинен в умышленном занижении государственных планов, фальсификации статистической отчетности и утере секретных документов. Очевидно, что в связи с арестами «преступников», «прокравшихся» на столь высокие руководящие посты, в январе 1950 года была восстановлена смертная казнь, отмененная до этого 26 мая 1947 года.

Подоплека преследований «ленинградцев» хорошо представлена в подготовленном Маленковым и Берией проекте закрытого письма Политбюро членам и кандидатам в члены ЦК от 12 октября 1949 года: «Можно считать установленным, что в верхушке бывшего ленинградского руководства уже длительное время сложилась враждебная партии группа… С одним из руководящих членов этой группы Капустиным, как выяснилось теперь, во время пребывания его в 1936 году в Лондоне установила связь английская разведка. Сейчас стало очевидным, что Кузнецов А. и Попков имели сведения об этом, но скрыли их от ЦК… Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготавливался вопрос о необходимости создания Российской коммунистической партии большевиков… и ЦК РКП (б) и о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами, будто бы ЦК ВКП(б) и Союзное правительство проводят антирусскую политику и осуществляют протекционизм в отношении других народов за счет русского народа»[1264]. Большую долю ответственности Маленков и Берия возлагали и на покойного Жданова.

На еще одну причину подозрительности Сталина в отношении «ленинградцев» указывается в книге А. И. Микояна «Так было». «Ленинградцы» были якобы «недовольны засильем кавказцев в руководстве страны и ждали естественного ухода из жизни Сталина, чтобы изменить это положение, а пока хотели перевести Правительство РСФСР в Ленинград, чтобы оторвать его от московского руководства». П. С. Попкову припоминали, что он в разговорах со «встречными и поперечными» «агитировал» за создание, по образцу других союзных республик, компартии России со штаб-квартирой в Ленинграде, за перевод туда правительства РСФСР[1265]. О Вознесенском говорили как о будущем председателе Совета министров РСФСР, о Кузнецове – как о первом секретаре ЦК КП РСФСР, о Жданове – как о генеральном секретаре. У обвиняемых были и другие прегрешения, но главные, «и “кавказцы”, и желание отдалить руководство России от руководства СССР были рассчитаны на Сталина: он охотно клевал на такие вещи»[1266]. И тут он легко поддался внушению: «Если из его рук уходит российская партия и российская государственность, то он остается генералом без армии»[1267]. Как написал о Сталине С. Рыбас, после войны «он испугался того, что во время войны пестовал как непобедимую силу, – русского национализма»[1268]. Иными словами, Жданов и «ленинградцы» шли национал-большевистским путем несколько дальше, чем это было приемлемо для Сталина. Так или иначе, но Сталин в октябре 1949 года не дал своей санкции на рассылку письма Маленкова и Берии, однако карательную машину против «ленинградцев» не остановил.

В конце сентября 1950 года обвиняемые «ленинградцы» предстали перед закрытым судом, который состоялся в присутствии 600 человек из партийного актива Ленинграда. Средства массовой информации об этом суде ничего не сообщали, чтобы не давать повода для слухов о расколе в руководстве страны. После расстрелов главных обвиняемых (1 октября 1950 г.) последовала «чистка», закончившаяся смещением с работы и осуждением 69 руководителей, обязанных своему выдвижению ленинградской партийной организации, и 145 человек из числа близких и дальних родственников. Кроме того, два человека умерли в тюрьме до суда. Из 214 осужденных 36 человек работали в Ленинградском обкоме и горкоме партии, а также в областном и городском исполкомах, 11 человек – на руководящей работе в других обкомах партии и облисполкомах и 9 человек – в райкомах и райисполкомах Ленинградской области[1269].

В. Д. Кузнечевский, автор новейших исследований о «Ленинградском деле» и «русском вопросе», отвечая на вопрос, за что же пострадали Кузнецов, Вознесенский, Попков и другие руководители Ленинграда, полагает, что все они были искренне преданы советской власти, однако вместе с тем считали, что интересы русского населения в СССР учитываются недостаточно. Возможно, после провозглашенной Сталиным здравицы в честь русского народа они ошибочно решили, что реализация русских национальных интересов совместима с общепартийной политической линией. По версии Кузнечевского, русский партикуляризм ленинградцев в наибольшей степени проявился в идеях экономических преобразований, которые они успешно продвигали в послевоенный период, в частности, призывали более активно перенаправлять ресурсы в социально-экономическую сферу. Именно в этом заключалось ключевое идейное противоречие с московскими конкурентами (Маленков, Берия), полагавшими, что наращивание оборонного потенциала страны должно быть приоритетным направлением экономического развития. Кузнечевский убежден, что проекты, которые ленинградцы стремились воплотить в жизнь, были наивной попыткой укрепить позиции титульной нации в контексте многонационального Союза. Эти инициативы, в сущности, полностью соответствовавшие реализуемой партийной линии, тем не менее, встревожили Сталина, который усмотрел в них стремление к административной автономии и этническому самоопределению. Основная же причина репрессий усматривается в страхе Сталина перед пробуждением русского национального самосознания в партийной элите как угрозе своей безраздельной власти в СССР[1270].

Акцентируя внимание на роли А. А. Жданова как лидера ленинградской группировки и так называемой русской партии, Кузнечевский полагает, что после войны Жданов вынашивал идею трансформации политического режима СССР в некое подобие социал-демократического устройства, при котором этнически русское население страны будет играть доминирующую роль[1271]. Биограф Жданова и вовсе полагает, что он «явился последним концептуальным национальным идеологом русского государства»[1272]. Именно Жданов курировал и направлял деятельность по разработке новой программы партии 1947 г., проект которой предусматривал устранение монолитной диктатуры партии большевиков и введение децентрализованной системы управления. В то же время Жданов выдвигал предложения по диверсификации экономики с целью увеличения субсидий в легкую промышленность и производство товаров народного потребления. Считается, что, Сталин, критически воспринявший предложения Жданова, вовсе отказался