Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ещё Олли чувствовал, что безмерно замерз. После некоторого ожидания он наконец решился подойти к папе ближе и тихо его позвать. Йенс обернулся и совершенно безразличным взглядом посмотрел на сына поверх очков.
— Где твоя куртка? — сипло спросил он.
— Отдал Молли, она замерзла.
— Ладно. Иди спать.
— А ты?
— Иди спать, Оливер. Поговорим завтра.
Юноша ничего не оставалось, кроме как зайти в дом, Йенс же остался снаружи, а через некоторое время достал из карманов домашних штанов сигареты и зажигалку, сел на крыльцо дома и закурил. Без забранного Эрикой кардигана было холодно, но мужчина словно не обращал внимания на ледяной ветер, потому что на его сердце царили лютые морозы.
Лютые морозы, которые своими колючими руками прикасались к рваным ранам, и становилось в тысячу раз больнее.
Йоханесс никогда не встречался ни с чем подобным. Он был знаком с разными людьми и разными женщинами, и многие вызывали отвращение, непонимание, казались странными или даже конкретно поехавшими головой. Но ни у кого на руках никогда не было красных кровавых полос, оставленных самостоятельно. Мужчине до сих пор становилось не по себе, когда перед глазами возникала та страшная картинка, а она возникала снова и снова.
Он вспоминал и полосы, торчащие из-под пояска на талии. Их Эрика тоже оставила себе… сама?
Почему? Ричардсон ощущала себя несчастной? Это помогало ей сохранять трезвость ума? Связано ли это было с Йенсом и с тем, что произошло в тот ужасный день на заводе, когда Адам вдруг поехал крышей? Тогда Эрика была в пиджаке, и кожа её рук не была видна. Может, уже в тот день она прятала под тканью страшные порезы? Адам ещё сказал, что Ольсен сделал ей больно…
Чем дольше мужчина думал об этом, тем хуже становилось. Йенс определённо не играл в жизни Эрики какую-то важную роль, но отчего тогда было так много совпадений? И почему она плакала, когда говорила об Эльфриде и слушала его признания в любви? Может быть Ольсен на самом деле неосознанно причинял ей боль, делал ей хуже, может, им правда больше не следует встречаться?
От этой мысли стало ещё поганее. Йоханесс не смог бы без Эрики, он просыпался и засыпал с мыслями о ней, он в течении дня постоянно возвращался к ней, он мучительно ждал каждую новую встречу и вообще-то очень хотел помочь. А если окажется, что делает только хуже…
— Кажется, Ричардсон совсем крышей поехала, — раздался рядом знакомый скрипучий голос, и Ольсен тяжело вздохнул: только этого не хватало.
— Ты всё видел, что ли? Нормально тебе подсматривать за другими, да? Весело, наверное? Как сериал смотреть. Сука, — озлобленно фыркнул Йенс, после чего бросил под ноги сигарету и задавил её ботинком, вновь доставая из коробки новую и щёлкая зажигалкой.
— Чего ты сразу додумываешь-то? Как девица, — тяжело вздохнул Энтони, и Ольсен, наконец, его увидел. Он валялся недалеко в ползучих кустах за пределами участка. Выглядел так, словно только что проснулся, вероятно, ловил приход от действия наркотиков. Ну или правда спал. Хуй его разбери.
— Тебе дрыхнуть что ли негде? — сморщился Йенс.
— Детройт — мой дом, — он развёл руками и усмехнулся, потом чуть не упал, вовремя успев опереться рукой о землю. Затем Энтони медленно стал подползать ближе к Ольсену. Йоханесс чувствовал себя настолько убитым, что даже сил на то, чтобы прогнать это чудовище, у него не было. — Так что сплю, где хочу. Но если ты спрашиваешь о конкретном месте жительства, то оно у меня имеется. Так мило, что ты беспокоишься, — он улыбнулся, обнажив свои полусгнившие жёлтые зубы, половина из которых уже отсутствовала. Йенс проигнорировал этот выпад. — Ну чего ты такой мрачный? Всё из-за Ричардсон что ли?
— Отвянь.
— Да что сразу отвянь-то, я ведь и обидеться могу, — недовольно запричитал Тони, но Ольсен снова его проигнорировал. — Да ладно тебе! Подумаешь, послала. Ну это же к лучшему только, а. Она же с головой не дружит, видно же. Эти дамочки с разрезанными руками представляют из себя большую опасность, особенно когда они главы мафии, — усмехнулся бродяжка, но Йенс снова не ответил. — Ну слушай… в своё время у меня была такая, — Ольсен перевёл на него слегка удивлённый взгляд, явно не веря в то, что у этого наркомана когда-то была девушка. — Руки резала, в истерики впадала — всё такое. Я был влюблённым дебилом и думал, что спасу. Не спас. И ты не спасёшь. И никто не спасёт. Зато она всё из тебя выест, изнутри пожрёт. Ей в психушку по-хорошему дорога, да кто же затащит?
— Если надо будет, я затащу, — со стальной ноткой в голосе отозвался Йоханесс. Энтони слегка округлил глаза в лёгком удивлении. — Я хочу ей помочь, как ты не понимаешь? Когда человек… так себя изводит, ему нужна помощь. И помощь не только специалиста, а того, кто рядом будет и любой примет. А я её любую принимаю. Я боюсь за неё.
— И что же? Тебя её порезы нисколько не напугали?
— Напугали, конечно. Потому что я понятия не имею, что теперь делать! Неужели этот гандон Эдвардс не видит, что с его женой происходит? Неужели он не пытается ей помочь? Урод смазливый… только и может, что кичиться: «Моя жена да моя жена», а тут… толку-то нет от него, оказывается.
То ли Энтони не нашёлся, что ответить на это высказывание, то ли ещё что-то, но на некоторое время от замолчал. Йенсу, впрочем, было насрать, он только и ждал, когда этот странный тип съебет куда подальше. Хотя может не съебывать. Плевать, на всё теперь плевать, кроме её бледных худеньких рук, покрытых ранами. Как ей теперь помочь? Что делать? Ольсен точно чувствовал, что чертовски боится оставлять Эрику одну где-то там, рядом с дочкой, каждое слово которой режет больнее ножа, рядом с мужем, который не делает совершенно нихуя полезного, может только изводить её. Йоханесс провёл рукой по лицу и тяжело вздохнул.
Энтони вытащил чёрт знает откуда свои сигареты и тоже закурил. Ольсен вяло усмехнулся, это даже в какой-то степени было забавно. Этому человеку даже наркотиков не хватало? Казалось, он весь состоял из зависимостей, может, он вообще являлся одной сплошной зависимостью.
— Знаешь, а я ведь её такой… не видел, — тихо произнёс Энтони вдруг.
— Ты говорил, что вообще её не видел, забыл? — хмыкнул Йенс.
— Ха-ха… да? Да, я это и имел ввиду, — Купер