Тут уж все зрители с сожалением вздохнули.

— «Я же говорил! Против лома — нет приёма! Не буди лихо — пока оно тихо!» — в отличие от других болельщиков облегчённо вздохнул лишь один Андрей Юдушкин.

Тут уж все болельщики буквально сгрудились вокруг поля, желая увидеть окончание игры, которая подходила к концу.

В один из моментов, на последних секундах игры, при атаке Платона мяч оказался почти на линии штрафной площадки соперника. Но перед ним стояли три игрока, зазоры между которыми были меньше диаметра пуговицы, а за ними угол ворот почти закрывал ещё и вратарь. Так что бить было бесполезно, так как пуговица отскочила бы от них в любом случае.

И время игры уже выходило.

Но какая-то неведомая сила, возможно бог, или футбольная фортуна, подсказала Платону бить. И он ударил шашкой № 11, которой был Амарилдо, но не сильно, а очень точно, аккуратно и с подрезкой.

И на глазах изумленных болельщиков подрезанная пуговица сначала тихо полетела к зазору между игроками, ударившись о них, повернулась на ребро и также тихо вкатилась в щель между вратарём и штангой, 4:3 (!?).

И в этот же момент, вместе с «рёвом» восхищения и досады болельщиков, из глаз Шандалова буквально брызнули слёзы. Платону даже стало жаль его.

А через несколько дней в ответном матче Платон у себя на веранде, на новом поле и в отсутствии болельщиков, отнесясь к игре серьёзно, лишь подтвердил своё реноме, выиграв 7:1.

В отверстия на новом поле он вставил и новые ворота из толстой алюминиевой проволоки с пришитыми белыми нитками к ней «сеткой» из марли, прикреплённой к фанере канцелярскими кнопками.

А такой проволоки у Платона было теперь много.

Ещё в начале лета отец привёз на дачу трансформаторы и старые электропровода, надобность в которых в его московской комнате отпала. Его район Москвы перевели с напряжения в 127 вольт на 220 вольт с заменой старых электрических проводов с матерчатой оплёткой. И теперь он широко использовал их на даче, в основном для подвязки малины и фруктовых кустов.

Но в отличие от Платона, его лидировавшее в чемпионате московское «Динамо» в середине июля потерпело первое поражение, причём на своём поле. А обидчиками москвичей стали их тбилисские одноклубники.

— Надо же?! Мы в этом году чемпионат по настольному футболу не проводили и моё тбилисское «Динамо» традиционно не выиграло у московского!? Так теперь оно выиграло по-настоящему!? Взяло с меня пример!? — про себя с горечью усмехался Платон.

Но их ближайшие преследователи киевляне не смоли выиграть в Куйбышеве, и москвичи пока остались в лидерах.

В лидерах, но по сдаче документов в ВУЗ, оказалась и Настя Кочет.

Сначала она сдавала документы в находящийся вблизи от Курского вокзала Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии (МИИГАиК) на факультет «Оптические приборы». Но в медпункте института ей не дали справку, в связи с проблемами у неё с сетчаткой глаза. И документы не приняли, отказав по этой причине.

Тогда она подала документы в Пищевой институт в районе Сокола на факультет «Пищевых производств» на специальность «Ферменты и белки».

А когда все документы были собраны и Платоном, он и Володя Серенков вместе повезли их сдавать в приёмную комиссию МВТУ имени Н.Э. Баумана, размещавшуюся в доме № 5 на 2-ой Бауманской улице. И их приняли. Теперь дело было за экзаменами. Но Пётр Петрович сомневался в удачном их исходе для сына. Ведь тот совсем не готовился к ним.

— «Пап! Да не волнуйся ты так! Первой будет письменная математика! И я не сомневаюсь в себе! А если опять, не дай бог, мне попадётся вариант на завал, то я сразу перейду к решению следующей задачи! А уж потом вернусь к прежней задаче! Я же уже опытный! А когда я сдам письменный экзамен, то сразу сяду за подготовку к другим!» — успокаивал Платон отца.

— «Да я смотрю — все вы опытные, пока жареный петух не клюнет!» — в сердцах бросил непонятно кому Пётр Петрович.

И вскоре он оказался прав со своими сомнениями.

Однажды, в самом конце июля поздно утром проснувшийся отпускник по отпуску для поступления в ВУЗ, Платон обнаружил отсутствие в своих кроватях сестры и Павла. Он естественно встал и пошёл искать их в комнату матери, уже уехавшей на работу. И нашёл. Смущённый Павел в одних трусах вскочил навстречу Платону. Но тот успел мимо него пройти в комнату, увидев за гардеробом в кровати матери свою полуголую сестру, смущённо натягивающую себе на голову одеяло.

— «Платон! Ты только ничего не подумай плохого! Мы с Настюшкой решили пожениться!» — вслед уходящему в ванную Платону радостно и заискивающе сообщил, прошедший туда за ним, Павел.

— «Ну и хорошо! Поздравляю!» — строгим голосом как бы дал своё вынужденное согласие брат.

А поздно вечером, дав время порочной парочки самой сознаться в грехе, он на всякий случай, хотя бы, чтобы снять с себя ответственность, заложил сестру маме. Но та, оказывается, уже была в курсе дела, после этого имевшая с дочерью серьёзный разговор.

Узнав об этом, Платон, усмехаясь, успокоился.

— В конце-то концов, мама сама разрешила им спать в одной комнате!? Как говорится, пустила козла в огород! Так на его месте и я бы не сдержался! «Сука не захочет — кобель не вскочит!» — вспомнил он изречение соседки по даче Галины Борисовны Костылиной.

На следующий день Платон нарочно обменялся самым твёрдым рукопожатием с Павлом, чтобы тот на всякий случай знал, что и у него тоже есть не малая сила.

— «О-о! А ты оказывается силач!? У нас в дивизии я такого сильного рукопожатия ещё ни у кого не встречал!?» — похвалил Павел Платона.

— Как будто ты пожимал руки всем без исключения, а они хотели твою руку нарочно, как я, сильно сжать?! Уверен, что нет! Значит, специально льстишь мне! А вообще-то такое рукопожатие признак дурного воспитания! — про себя раздумывал Кочет, молча обращаясь к Олыпину.

— А ещё у меня сильный пресс! Даже ты не сможешь его пробить!» — раззадорил Павла Платон.

— «Да ты что?! Я пробью любой пресс!» — втянулся в спор Олыпин.

— «Но не мой! Давай, попробуем! Только ты бей точно в пресс, не выше и не ниже!» — предложил Платон проверить это на практике, уже оголяя свой живот.

— «А если всё же пробью?! Ну, смотри…» — согласился Павел, встав в коридоре их квартиры напротив Кочета.

— «Ну, как?!» — ударил он, действительно не пробив пресс Платона, так как всё же боялся нанести ему травму.

— «Паш! А ты бей