– Поставьте, поставьте, – милостиво согласился Шурка,которого во время поездки Охтин успел слегка проинструктировать. – И вот ещечто, Фукс, сделайте милость, сходите ко мне домой – это недалеко, Варварка, 2,угол улицы Жуковской, рядом с Благовещенской площадью, – и принесите намкакой-нибудь еды. Горничная – Даня ее зовут – приготовит. Я сейчас же сделаюзвонок домой, и вам передадут сверток.

– Дак как же? – с изумленным видом спросил Фукс. – Дак какже вы тут одни останетесь, в редакции? А ежели кто и что?

– Ежели кто? И что именно? – нетерпеливо уточнил Шурка. –Никто и ничего! Все будет в порядке, пан Фукс, вы не волнуйтесь. ГосподинаОхтина подождет шоффер, а он вооружен. И господин Охтин – тоже.

Фукс испуганно моргнул. У него были небольшие глаза, окруженныебесцветными ресницами, и маленькие-маленькие, белесые, похожие на нерешительнопоставленные запятые бровки.

– Матка Боска, – пробормотал он, и Шурка вспомнил СтаниславуСтаниславовну, которая часто, очень часто употребляла это выражение, – что жтак-то уж, ровно против злодеев каких?

– Время суровое, военное, – оглянулся на ходу Охтин. – Да выне медлите, Русанов, начинайте работать!

Фукс надел в швейцарской длинное обтерханное пальто,надвинул котелок, сунул под мышку трость и, приняв вид совершенно комический(впрочем, многие беженцы, одевавшиеся с бору по сосенке и с миру по нитке,представляли собой неких комедийных персонажей), зашаркал калошами по тротуару,изредка опасливо оглядываясь на грозно блестевший лаковыми боками «кадилляк», надежноперекрывавший подходы к крыльцу «Энского листка».

– И все же я не вполне понимаю, к чему… – пробормотал Шурка,но Охтин не дал договорить:

– Потом поймете. Пока же слушайтесь меня рабски, и все будетотлично. Теперь быстро звоните домой, пусть ваша Даня и в самом деле пришлетнам какую-нибудь еду. Хотя бы для блезиру. Сколько времени Фуксу нужно, чтобыобернуться до вашего дома и обратно? Полчаса довольно?

– Минут сорок, полагаю.

– Ну ничего, будем исходить из худшего. Полчаса мне должно хватить.А вы садитесь и пишите матерьяльчик о бедном Грачевском. Да не забудьте воздатьему должное!

– Конечно, – кивнул Шурка, проходя к своему столу ипредоставляя Охтину делать все, что ему заблагорассудится.

Вообще-то Шурка знал, что вся интрига замышлена господиномсыскным агентом для того, чтобы без помех порыться в рабочих столах сотрудниковредакции и сверить образцы почерка с теми, которые были на листках, найденных уКандыбина. Однако Охтин вел себя очень своеобразно. Он не садился за стол,освещая рабочее поле лампою, не сличал кропотливо буковку с буковкой, авыдвигал ящики, копался в них и небрежно задвигал, порою даже не до конца. Нокогда Шурка сказал, что хозяева столов сразу увидят: в редакции былипосторонние и что-то искали, – Охтин почему-то ответил, что это очень хорошо.

Пройдясь по столам репортеров, он отправился в секретариат.Шурка остался сидеть как на иголках. Он бы очень не возражал заглянуть в столСтаниславы Станиславовны. Конечно, она вне круга подозреваемых, Охтин иСмольников подтвердили, но мало ли что интересное обнаружится в дамском столе.Даже в рабочем! Ему страшно хотелось хоть что-то узнать о ней, столь открытой ив то же время таинственной особе.

А впрочем, женщина и должна быть таинственной… Нет, лучше незаглядывать в ее стол. Вдруг там обнаружится что-то… какие-то письма… записки…Нет, нет, не то что видеть, даже думать о таком не хочется!

Настроение испортилось. Шурке не писалось. От нечего делатьон посмотрел в окно и вдали увидел мелькнувшую под фонарем комическую фигуруФукса в его долгополом пальто и с беленьким узелочком в руке.

– Григорий Алексеевич! – крикнул он, выскочив в коридор. –Фукс идет!

В ту же минуту раздался громкий автомобильный сигнал. Понятно,значит, у водителя тоже был секретный приказ…

Охтин вылетел из швейцарской, уронил на пол какую-тобумажку, но не потрудился ее поднять.

– Вы уронили, Григорий Алексеевич! – воскликнул Шурка, ноОхтин словно бы не слышал: затолкал его в кабинет репортеров, подтащил к столу,заставил сесть и со скромным видом притулился рядом – как ни в чем не бывало.

– Самовар поспел, а вот ваши пирожки, – сообщил Фукс, входяв редакцию как был, в пальто и котелке.

– Да видите ли, голубчик, вышло, что мы зря вас сгоняли, – свидом крайнего раскаяния проговорил Охтин. – У господина Русанова разболеласьголова, и он решил сейчас отправиться домой поспать, а уж утречком, на свежуюголову, приготовить матерьяльчик . Так что, получается, чаек нам непонадобится. Давайте сюда пирожки – господин Русанов дома их поест. Идемте,Александр Константинович, я вас до Варварки подвезу, а потом к себе поеду. Аежели у вас какие-то вопросы будут касательно деталей сыскной работы или делаоб убийстве господина Грачевского, вы мне в любое время дня и ночителефонируйте, хорошо? Я на все ваши вопросы отвечу. Сговорились?

– Сговорились, – растерянно пробормотал Шурка. Встал из-застола, собрал свои листки, вынул из рук изумленного Фукса сверток с пирожками(так сладко, сытно пахнуло сдобным тестом и пареной тыквой с яблоками, что естьзахотелось просто невыносимо!) и вслед за Охтиным направился к выходу.

– Почему… – начал было он, едва усевшись в «кадилляке»,однако Охтин устало сказал:

– Все потом, ладно? Все станет ясно скоро, и даже оченьскоро. А пока пирожка дайте, Христа ради!

И они все втроем (включая шоффера, который для такого делапритормозил на углу Большой Покровской и Театральной площади) начали жаднопоедать сказочно вкусные пирожки, обнаруженные в свертке. Пирожков было восемь,едоков – трое, легко подсчитать, что каждому досталось по два целых и по дветрети, и времени это приятное занятие отняло – чуть.

– Теперь так, – сказал Охтин, когда автомобиль остановился уШуркиных ворот. – Пойдите, Воронин, проверьте двор.

Шоффер Воронин, невыносимо щеголеватый – в крагах и кожанойфуражке, скрипя регланом, вылез из автомобиля и отправился во двор.

– Вы мне обещали разъяснить, что происходит! – возмутилсяШурка.

– Неужели вы сами еще не поняли? – устало проговорил Охтин,однако тут же изменил тон на прежний приказной: – Сейчас вы пройдете вслед заВорониным в свою квартиру и откроете мне дверь черного хода.

– А поче… – начал было Шурка, желая спросить, а почему быОхтину не пойти вместе с ним через парадный подъезд, но тот нахмурился: