и боли. Но вдруг свечение начало стихать, словно впитываясь Дею под кожу и растворяясь в воздухе. Жар сменился теплом. А после комнату вновь заполнил полумрак рейнгардского вечера. Быстро обернувшись, Фрея увидела, как исчезают силуэты марионеток. Свет все же не успел их уничтожить, а Аин смогла подчинить себе.

Дей снова открыл глаза.

– Вот и умница, – Фрея, поддавшись внезапному порыву, поцеловала его в лоб и, отстранившись, обессиленно рухнула рядом, глядя в потолок. Роскатт, вынырнув из какого-то убежища, зацокал коготками по паркету и, вспрыгнув на кровать, устроился между ними.

– Держи глаза открытыми, – строго сказала Фрея, глянув на Дея, которого опять – ну как можно столько спать? – тянуло в сон. – Не хочу снова вытаскивать тебя чуть ли не из царства Моры.

– А моргать можно?

– Только быстро.

Дей слабо усмехнулся. Фрея бы засмеялась в голос, если бы у нее были силы.

– Кажется, у кого-то наметилось резкое улучшение.

Когда дверь в мою комнату распахнулась, Фрея поднялась с кровати, устало потерев глаза. Мы пролежали рядом совсем недолго, но она хотя бы успела объяснить мне, что вообще произошло и где я нахожусь. А вот про вошедшую женщину мне ничего не говорили, поэтому я, с трудом приподнявшись, посмотрел на нее с интересом.

– Главный придворный лекарь Уртика, – представилась она. – Рада наконец приветствовать в Рейнгардском замке.

Да, именно в том месте, куда все так не хотели попадать. Молодец я.

– Он ожил, – сказала Фрея с гордостью профессора Франкенштейна и широким жестом руки указала на меня. – Даже выброс энергии едва не устроил, но остановился.

– Неплохо, – задумчиво сказала Уртика, – но нужна новая диагностика, а после, – она посмотрела на меня цепким взглядом малахитово-зеленых глаз, – объясню, что же с тобой случилось.

Сказка о том, как Дей опять навредил себе и другим, вышла довольно долгой.

Оказалось, заслонив собой Фрею от моркетских тварей, я – каким-то совершенно непонятным даже для меня образом – создал вспышку светлой энергии такой силы, что ее и увидел, и почувствовал весь Рейнгард. Это перепугало всех в замке настолько, что несколько людей Лорда во главе с самим Лордом отправились посмотреть, в чем же дело. И нашли нас.

– Но это абсолютно не твоя вина, – вставила Фрея.

Кроме того, я этой своей вспышкой к чертям выжег Ансу ауру. Проще говоря, я его почти убил. Настолько «почти», что он до сих пор не пришел в себя, хоть, по словам Уртики, и пошел на поправку.

– Это тоже не твоя вина, – снова сказала Фрея, – если кто и виноват, то только…

– Моркетские твари, – закончила за нее Уртика уверенным и не терпящим возражений тоном.

Я сделал вид, что поверил. А мысленно начал прикидывать, как буду вымаливать у Анса прощение (пока он будет медленно меня убивать). Хоть бы было у кого вымаливать.

– Как общее самочувствие? – спросила Уртика после того, как несколько минут окутывала меня чарами, занося какие-то записи в блокнот.

Мне было отвратительно плохо. Голова кружилась так сильно, что я едва мог сидеть и нормально соображать. По раздражающе слабому телу разливалась тупая боль, а бинты, сдавливающие грудь, не давали вздохнуть нормально.

– Терпимо, – сказал я.

– Меня не интересует, что ты можешь терпеть, – Уртика качнула головой. – Я хочу дополнить картину болезни.

Меня будто по носу щелкнули. Я немного помолчал, но потом все же быстро описал свое самочувствие, заверив, что это все правда терпимо.

– Он всегда так храбрится? – спросила Уртика, обернувшись к Фрее.

– Нет, обычно он ноет из-за каждой царапины или из-за того, что устал.

Ну спасибо!

– Вот и сейчас можешь не играть в героя, – Уртика снова обернулась ко мне, – ты ухитрился заработать целую череду ранений, которые и по отдельности могут быть смертельными. У тебя две глубокие сумрачные раны и сильнейшее ментальное выгорание.

Выгоревшим я себя и правда чувствовал, причем в самом прямом смысле.

– Раз ты не из нашего мира, я поясню, – продолжила Уртика, поймав мой недоумевающий взгляд. – Сумрачными называют раны, оставленные любыми поражениями Моркета. Очень опасная вещь. Заживают медленно, при этом задевают не только тело, но и ауру. А ментальное выгорание чуть более расплывчатый термин. Есть разные виды. Но конкретно у тебя оно вызвано тем, что ты пропустил через себя больше энергии, чем можешь выдержать.

Я кивнул, показывая, что все понимаю. Зря, кстати, голова сильнее закружилась.

Выходило, что я снова истратил ту силу, что предназначалась для Сердца мира. Надеюсь, когда я дойду до него, еще хоть что-то останется. А то глупо будет.

Первые дни в Рейнгардском замке были больше похожи на смутный, повторяющийся сон. Я просыпался, через силу впихивал в себя еду, подвергался тщательнейшему осмотру Уртики, пил какие-то мерзкие на вкус зелья и снова засыпал. И так по кругу. Сны были больше похожи на бред – неясные обрывки каких-то событий, чьи-то голоса, образы. Все забывалось почти мгновенно, стоило мне проснуться, но оставляло после себя тягостное чувство.

От магического лечения я на самом деле ожидал большего. Ну то есть я рассчитывал, что отхлебну пару раз из флакончиков с зельями, и это меня магическим образом излечит. Но Уртика явно не преувеличивала, назвав мои раны крайне тяжелыми.

Сумрачные раны болели. Постоянно. Я засыпал с болью и просыпался от нее же. Даже обезболивающая настойка лишь притупляла ощущения. К тому же принимать ее слишком часто было нельзя. Так что иногда приходилось просто терпеть. Радовало, что в моменты особенно сильных приступов сознание будто бы отключалось. Я бы не назвал это сном, скорее уж забвением.

День на четвертый – или на пятый – заточения я всерьез задумался над тем, как сказочные принцессы, запертые в башнях, не сходили с ума от скуки. Одной из этих принцесс я себя и чувствовал. В роли дракона была Уртика, вместо прекрасного принца – Фрея, которая, впрочем, не стремилась вытащить меня отсюда. С волшебной зверюшкой так вообще все четко вышло. Роскатт мужественно сносил все тяготы заточения вместе со мной, отлучаясь из комнаты лишь иногда и ненадолго. Еще я понял, что так и не дал ему имя. Напряженные раздумья заняли несколько дней, но ничего путного в голову так и не пришло. С Бесом как-то проще вышло.

Фрея и Аин ко мне заходили, чтобы проверить, не собираюсь ли я снова умирать. Фрея явно чувствовала себя виноватой за все произошедшее, а я никак не мог подобрать слов, чтобы объяснить, что это не так. Аин,