Жозеф уже исчез, место, где он стоял, заливают потоки дождя. Я напрягаю слух, стараясь что‑нибудь расслышать в шуме бури. И наконец с трудом различаю шаги на нижнем этаже – стук башмаков по плиткам вестибюля.

– Жозеф, сюда, наверх! – снова кричу я во весь голос.

– Софи? – слышится с парадной лестницы эхо его ответа. Шаги, приближающиеся к винтовым ступеням башни, все громче и быстрее.

Я еще раз окликаю Жозефа и почти добираюсь до дыры в полу, но мое внимание останавливает одна из сценок на обоях. Я секунду смотрю на нее, а потом устремляюсь в потайной ход вслед за мадам, не имея ни малейшего понятия, куда он нас приведет.

Второй побег из Жуи

Ортанс

Я забираюсь под пол, пытаясь дозваться Пепена, скрывшегося невесть куда. Бедняжка, верно, не меньше меня потрясен всем случившимся сегодня вечером, обычно он куда послушнее. Наверху, в башне, девица Тибо снова окликает моего мужа, заманивая его с парадной лестницы в комнату. Затем она тоже ныряет в потайной ход и быстро догоняет меня.

– Пепен? – шепчу я. – Пепен, ты где? Иди к мамочке!

В кромешной тьме я спускаюсь по винтовой лестнице, шаря перед собой руками в надежде наткнуться на пушистую шерстку песика. Девица Тибо следует за мной по пятам, подгоняя меня и уверяя, что Жозеф уже почти добрался до комнаты в башне и наше время истекает.

Внезапно я упираюсь в твердую дощатую стену. Тупик.

– Почему вы остановились? – спрашивает девица. – Тут где‑нибудь должен быть выход.

Но я почти не слушаю ее, поглощенная мыслью о том, что если здесь потайной ход заканчивается, то Пепен либо до сих пор где‑то тут, либо самостоятельно нашел обратную дорогу в башню. Больше ему некуда деться. Я в нерешительности прикидываю, не вернуться ли мне в каморку, хотя слышу, как наверху расхаживает муж.

Девица Тибо отпихивает меня в сторону и бесшумно, но мощно давит плечом на деревянную стену. В конце концов доски поддаются, и перед нами предстает тускло освещенная комната. Мы входим в нее под очередное крещендо разыгравшейся снаружи бури.

Я снова зову Пепена, надеясь, что он расслышит мой голос сквозь завывания ветра, и гадая, нет ли тут еще какой‑нибудь дыры, в которую он мог протиснуться и убежать бог весть куда. Шаги Жозефа внезапно смолкают, и он выкрикивает имя сестры камеристки уже совсем другим голосом: нетерпеливым, требовательным. Услышав его, девица Тибо испуганно замирает.

– Бежим, – настаивает она, снова хватая меня за руку. На сей раз я ее стряхиваю.

– Я никуда не пойду без собаки… – И замолкаю, только теперь сообразив, куда мы попали. Я узнаю эти голые оштукатуренные стены, проступающие во мраке очертания кровати, похожей на клетку, необычной формы шкатулку розового дерева на прикроватном столике. – А это, – добавляю я, – комната моего мужа!

Когда это сообщение достигает мозга девицы Тибо, на ее лице появляется странное тревожно-гадливое выражение. Я вспоминаю, как сверкнули ее глаза, когда она произносила имя Жозефа, как дрогнул в этот момент голос. Девица направляется к двери.

– Как вам будет угодно. Я ухожу.

– Я не сделаю и шага отсюда без своего песика. – Увы, в моих словах нет надлежащей твердости. Я продолжаю со все нарастающей тоской в голосе окликать Пепена. Почему он не приходит?

– Как пожелаете, – отвечает девица, бесшумно приоткрывая дверь. С парадной лестницы, по-прежнему окутанной плотным покровом тьмы, не проникает ни единый луч. Прислуга, должно быть, до сих пор где‑то празднует мою казнь. Замок опустел, и, похоже, не горит ни одна свеча, только в вестибюле что‑то мерцает. Но, вместо того чтобы устремиться к парадной лестнице, девица Тибо поворачивается ко мне и шепчет:

– Если у вас есть хоть капля соображения, вы немедленно уберетесь отсюда. Разве вы не понимаете, что…

– Ты тоже не понимаешь, – перебиваю я ее таким же тихим голосом. – Думаешь, Пепен – моя игрушка, пустая забава? Ты не видишь… он мой единственный друг на свете. – Голос у меня невольно срывается.

На несколько секунд воцаряется молчание. В окно барабанит дождь, в небе гремит гром.

– Слушайте внимательно, – говорит девица Тибо. – Вы не знаете, на что способен ваш муж. Сестра пыталась меня предупредить. Он… сотворил с Ларой нечто ужасное, и у меня есть основания полагать, что со своей матерью обошелся не лучше. Жозеф наверняка обнаружил, что шкаф в башне стоит не на месте. Кто знает, к чему это открытие подтолкнет вашего мужа. Вы слышали, каким тоном он только что звал меня. Оставайтесь, если хотите. Мне и впрямь все равно. Я иду домой.

Я колеблюсь всего секунду. Жозеф, который бушует наверху, точно медведь в клетке, бросается к дыре в полу каморки, к потайной лестнице. И я устремляюсь вслед за девицей Тибо. У меня нет выбора. Когда я пересекаю площадку парадной лестницы, сердце теснит, словно кто‑то перекручивает мне грудь исполинскими ладонями, выжимая ее, как тряпку. А от Пепена по-прежнему ни слуху ни духу.

В темноте девица Тибо бросается к поворотной панели в стене.

– Это дверь на лестницу для слуг, – поясняет она, закрывая за мной проход.

Мы все ниже спускаемся по квадратному лестничному колодцу, погружаясь во тьму, и с каждым шагом мои страдания усиливаются. Наконец ступени заканчиваются. Мы добрались до самых недр замка: это этаж для прислуги, отдельный мир, о котором я доселе ничего не знала.

Девица Тибо увлекает меня к следующей лестнице, в конце которой распахивает наружную дверь черного хода. Жуткий порыв ветра вышибает ручку у нее из руки, едва не срывая с петель дверь, и чуть не сбивает нас с ног.

– Держитесь в тени, – велит она. – Поближе к стене. Вас не будет видно из окон верхнего этажа.

Она устремляется к засыпанной гравием площадке, а меня начинает трясти. Я не задумываюсь над тем, чтó подразумевала девица Тибо, когда говорила, будто мой муж что‑то сотворил с ее сестрой и своей матерью. Мои мысли безраздельно заняты крошкой Пепеном. Если он бросится за нами, то промокнет насквозь или этот яростный, свирепый ветер унесет его в небеса.

Из мглы появляется какая‑то черная масса. Это лошадь мужа, которая пытается укрыться за башней. Девица Тибо хватает поводья и угрюмо смотрит на меня.

– Ну? – спрашивает она. – Садитесь. Уезжайте.

Мгновение мы смотрим друг другу в глаза, совсем как в тот день, когда я впервые приехала в это проклятое место. Затем я вставляю ногу в стремя, намереваясь сесть в седло боком, как подобает благородной даме, но передумываю