христианскую веру силой. Власти университета уволили с должности профессора, которого все другие здравомыслящие люди посчитали учащим тому, что неверно. Разве подобное представление следует назвать жестокостью?

Очевидно, что государство протестовало, оно и должно было протестовать, отстаивая истинную религию. Большинство критиковавших преследования признавали это, поскольку допускали, что крайние случаи, атеизм или богохульство, должны подвергаться наказанию. Оставалась проблема, что, если допускается любое наказание, возможно ли объявить о наказании смертью, но не приводить приговор в исполнение. В этом вопросе мы встречаемся не только с уловками, поскольку те добродетельные и умные люди, которые спорят по данному поводу, размышляют о том, действительно ли следует настаивать на смертном приговоре, если нет никаких надежд на покаяние.

Сначала мы должны исключить случаи жестокости и необдуманности. Нам следует помнить, что никого нельзя насильственно заставить верить, что христианам полагается быть смиренными и милосердными.

Очевидно, что еретическое учение (вспомним об анабаптистах в Мюнстере) представляет собой столь же серьезное преступление, как и многие, за которые наказывали смертью. Следует сказать, что нам не следует налагать за это наказание смертью, иначе это будет означать вызов против основного наказания за преступления подобного рода. И не всякий будет готов это сделать.

Действительно, более приемлемо мнение, что данное преступление серьезнее, чем какое-либо другое, поскольку разрушает души людей, в то время как убийство уничтожает людей телесно. Кроме того, такое преступление является прямым оскорблением величия Господа.

Приведенные выше рассуждения Безы показывают, что, по крайней мере, среди протестантов начала образовываться более весомая точка зрения, направленная не против наказания за религию, но против смертного приговора за ересь. После 1600 года редко казнили по подобному обвинению. Однако мнение, что магистраты должны поддерживать только одну религию в государстве, сохранялось гораздо дольше.

Дело о наказании основывалось на двух предпосылках. Первая связывалась с тем, что истина открыта всем здравомыслящим людям. Во-вторых, что государство не может существовать, если в нем бытует несколько религий. Терпимость не установилась до тех пор, пока оба этих утверждения со временем не оказались ошибочными.

Одновременно началось тайное брожение в разных европейских церквах, например в Базеле, в одном или двух польских городах, позже в том же столетии в Голландии. Теоретики, обладавшие оригинальными взглядами, выступили с требованием большей терпимости, пытаясь утвердить эти требования на разумных основаниях.

Часто они находились под влиянием анабаптистов или других радикальных групп, соглашавшихся, что, поскольку царство Христа на этом свете отсутствует, магистраты не должны вмешиваться в религиозные проблемы.

Себастьян Кастеллио (Касталио, латинизированное Шатильон или Шатийон) бежал в Женеву в поисках убежища, но ему отказали в рукоположении, потому что Кальвин сомневался в его взглядах. Кастеллио переехал в Базель, где после нескольких лет нищеты стал преподавать греческий. Его подозревали в различных ересях, даже в Базеле, и Себастьян продолжал оставаться под подозрением вплоть до своей смерти в 1563 году.

Потрясенный смертью Сервета, он решился напечатать самый значительный манифест XVI века в защиту терпимости — «Разве еретиков следует казнить?». Беза не без оснований рассматривал Кастеллио как своего главного оппонента.

По форме книга представляет собой собрание цитат, а Кастеллио выступает как ее редактор, однако некоторые из самых отточенных цитат исходят от никому не известных авторов, что дает основания предположить, что «редактор» написал их сам в соответствии с поставленной целью.

Доводы Кастеллио не существенны. Действительно, он почти никого не смог убедить выступить против Кальвина или Безы. Это не мотивированное изучение политической мысли, но простой крик, исходящий из христианского сердца и сознания. Кем же был Иисус Христос? И как христиане, которые являются Его подражателями, ведут себя в отношениях друг с другом?

«О Христос, создатель и правитель мира, видишь? Не становишься ли Ты иным, чем я сам, настолько жестким, столь отличным от меня? Когда Ты жил на земле, никто не был более кротким, милосердным, терпимым… Люди наказывали Тебя, плевали на Тебя, насмехались над Тобой, увенчали Тебя шипами, распяли среди воров, Ты же молился за тех, кто поступали дурно. Почему же теперь Ты так переменился? Если Ты, Христос, велел провести эти казни и пытки, тогда что же Ты оставил дьяволу?»

Даже Кастеллио не показалось очевидным, что государство должно применять наказания за богохульство и ложное учение крайнего рода. Однако, как он считал, силой ничего нельзя добиться, это слишком слабое оружие. «Убить человека вовсе не означает защитить учение, происходит просто убийство человека».

Книга Кастеллио стала самой значительной публикацией в защиту терпимости. Ее постоянно цитировали те, кто ратовал за терпимость. Сначала то тут, то там раздавались голоса, однако, по мере того как XVII век начал подходить к своей середине, стал слышаться нарастающий гул голосов.

Христианский мир продолжал верить, что государство не сможет процветать или выжить, если среди жителей этого государства допускается бытование более одной религии. Как могли протестантские жители оставаться верными католическому сюзерену или наоборот? Наблюдения только подтверждали эту точку зрения.

Тем не менее Реформация направляла христианские умы к следующему самому значительному шагу — повсеместному верованию в то, что закон должен быть терпимым. Продвижение таких законов оказалось возможным, потому что в Европе утвердились соперничавшие конфессии католиков и протестантов. В некоторых государствах ни одна из двух конфессий не смогла одержать верх.

Люди считали, что государство не сохранится, если среди его подданных распространены две общественные религии. Что произойдет, если волей обстоятельств или в результате евангелистского рвения или политического решения будут созданы государства, где большинство жителей не относится к доминирующей религии?

В католических Испании, Португалии и Италии или в протестантских Шотландии, Нидерландах и Скандинавии подобная проблема не возникала. Там Реформация победила или проиграла полностью. Значительное большинство граждан этих стран исповедовали одну религию.

Верно, что на юго-востоке Шотландии сохранились католики, защищавшиеся семейством Хантли. На северо-западе Италии уцелело некоторое число вальденсов, находившихся в тесном контакте с кальвинистской Швейцарией. В южных землях независимых Нидерландов проживало много сохранивших свою католическую веру, как и их соседи и братья, находившиеся в границах католических испанских Нидерландов.

Однако не стоит принимать во внимание столь небольшие или маловлиятельные меньшинства. Если протестантский священник начинал проповедовать на испанском, его наказывали. Если католический священник служил мессу на шотландском, его также подвергали наказанию. Из этих стран не могли возникнуть новые идеи, связанные с религиозной терпимостью.

Самая искусная защита практики преследований в XVII веке исходила от шотландского пресвитерианца Самуэля Резерфорда («Некоторые возражения против предполагаемой свободы сознания», 1649). В Италии в конце 1832 года папа Григорий XVI осудил свободу сознания, назвав ее «сумасшествием». Те страны, где большинство населения исповедовало одну веру,